Опубликовано в газете «ДВ-университет», (№14052000 г. и №1409 2001 г.), в книге «Невидимые нити» (2003 г.).

 

Просто фантастика

1. На пьедестал полубогов

тернистый путь

Так, говоришь, это обыкновенный анализатор? – спросил еще раз Андрон, уютно устраиваясь в старом кресле под колпаком аппарата.

– Ничего себе «обыкновенный», – хмыкнул Еремей, занятый переключениями и настройкой. – Был бы здесь Антип, он бы тебе поведал, как далось ему это «обыкновенное» изобретение. Но он сегодня в хоре, с Ольгой. – Потом добавил – Тебя берут сомнения из-за того, что эта махина сработана из всякой музейной рухляди. Но это у нашего Антипа причуда такая: любит он возвращать к жизни то, что уже отработало свое. Кстати, и этот анализатор тоже прежде всего оживляет старину. Тебе надо Харитона сюда привести. Увидишь, как его порадует виртуальное путешествие.

– Увы, мой сын к технике просто-напросто равнодушен. Его страсть – кулинария. И в последнее время, представь себе, средневековая.

– Да ну! – поразился тот столь несерьезному увлечению.

– В этом есть, видишь ли, свой особый колорит, – с явным неудовольствием произнес Андрон, видимо, передавая слова своего непутевого сына. – В те времена люди жили просто, готовили без затей. Попробуй только вообразить себе, что считалось деликатесом или лакомством в их убогих деревеньках.

– Ну все, захлопываю, – не стал заканчивать разговор Еремей. Привычный щелчок, приглушенный колпаком вокруг головы – и стало, как и следовало ожидать, темно. Но дальше… Дальше началось просто невероятное. Образ сказочной деревеньки, о которой он непроизвольно подумал перед этим, вдруг нарисовался перед глазами Андрона, подобно экранному изображению, и в то же время он почувствовал, как его плавно, хотя и стремительно, вовлекло в какое-то перемещение или, может быть, превращение с едва уловимой чередой непрерывно сменяемых ощущений. Средневековая картинка оставалась, однако, при этих моментальных переменах чем-то вроде ориентира: по мере того, как угасала связь с реальностью, которую Андрон терял и забывал вместе с ее колпаком и креслом, мыслимое изображение становилось отчетливее, плотнее, обретало объемные черты. Затем в какое-то предельное мгновение путешественник на момент, как ему показалось, вообще перестал существовать, будто был начисто исторгнут из самого бытия, и потом, в следующий миг, та же сила вернула его обратно вместе со всей его компанией, но только – о чудо! – в какое-то совершенно новое и едва ли реальное окружение: деревенский средневековый ландшафт с приземистыми, бревенчатыми избами под соломенной крышей – поодаль и пашней – вблизи, на которую они свалились, рассыпавшись, как грибы из опрокинувшегося кузовка. Даже зацепленный краем сознания Харитон вместе с пакетами сахара, соли, перца оказался здесь же, хотя и отлетел далеко в сторону. В следующее мгновение Андрон уже воспринимал настоящие лесные запахи, шорохи травы, стрекотанье насекомых и пенье птиц.

Потом вернулась и способность анализировать: «Странно, – мелькнуло в его ошеломленном сознании, – другие вроде бы даже не удивлены».

– Смотрите, смотрите, – закричала Ольга, – настоящий пахарь! С сохой. Да еще и коняга.

И все тоже вскинули головы в сторону странной фигуры в женском одеянии, шагавшей, ссутулясь над легкой деревянной сошкой, которую влекла за собой лошадка с круто выгнутой от напряжения шеей.

– Пашет, видимо, под озимь. Пора-то осенняя, – предположил Антип.

– Ребята, да это же средневековье! – обрадовался Еремей. – Сейчас мы здесь в два счета полубогами станем.

Все дружной гурьбой двинулись к труженику полей далекой старины.

Андрон все никак не мог отделаться от впечатления, что все это совершается в прежнем мире только как-то переиначеном, превращенном в мираж, но, глядя на остальных, отбросил сомнения, освоился с необычными ощущениями и скоро увлекся жизнью в этом мире.

– А как, интересно, называть женщину-пахаря – пахарица, пахарушка? – озадачился было Антип. Но тут землепашец заметил их и оторопело уставился на невесть откуда свалившихся чужаков, забыв про лошадь и пашню. И тогда стало видно, что платье на нем вовсе инее платье, а длиннополый, туго перетянутый кафтан.

Однако превращение в полубогов с первых же шагов натолкнулось на серьезное препятствие уже около крестьянского парня. Тот сначала посматривал на пришельцев отчужденно, с опаской, и это придавало его в общем-то приятным чертам вид насупленный, угрюмоватый. Однако он очень быстро оттаял, когда увидел, какой неподдельный восторг вызывает его работяга лошадь; чужаки разглядывали ее, будто какую-то невидаль. И затем, уже не только подчиняясь инстинкту гостеприимства, но и просто с удовольствием и даже с видом превосходства охотно позволял им поглаживать ее бока, теребить гриву и холку.

На просьбу же Еремея пройтись за сохой хозяин тут же с готовностью молча отпустил уздечку и отступил на два шага, как бы приглашая занять его место. Все дружно бросились устанавливать повалившуюся на бок соху. Но тут-то их и ждал первый конфуз.

На окрик: «Но-о!» – лошадь дернула с места, и соха вылетела из борозды.  Еремей вместо того, чтобы сразу, на ходу, установить ее как следует, стал тормозить, вернее, делал попытки остановить бодро зашагавшую лошадь, силясь упереться ногами, и, разумеется, безуспешно. Вдобавок при этом незадачливый пахарь еще и непрерывно кричал: «Но-о! Но-о!» – так как никакого другого обращения к лошади не помнил. Приученная к понуканию лошадка наваливалась от этого на свою лямку еще резвее.  Картина получилась презабавная даже для них самих, что уж говорить про крестьянина, которому довелось поглядеть на тех, кто даже пахать не умеет. Тот откровенно веселился.

Но на этом приключению еще не суждено было кончиться. Еремей подумал, что надо вернуть соху к месту фальшстарта, когда лошадь все-таки остановилась. В общем-то это, видимо, было правильно, но впопыхах он совершенно упустил из виду, что запряженное животное в отличие от автомобиля не умеет давать задний ход. Ухватившись покрепче за чапиги, он приподнял соху и потянул ее на себя. Разумеется безуспешно. Коняга только переступила с одной ноги на другую.  Тогда Еремей как следует вздохнул… и что есть мочи выкрикнул опять ту же самую… команду: «Но-о!» Лошадь бодро мотнула головой и послушно рванула… Соха не вылетела из вцепившихся в держатели рук. Зато сдернутый с места Еремей сначала наткнулся всем корпусом на чапиги упершейся в землю сохи и затем по инерции перекинулся через нее кувырком. На этот раз хохотали уже все, включая самого пострадавшего.

 

 

 

2. «Темные люди»

Средневековая деревенька встретила пришельцев с большим любопытсвом и, радуясь, что можно теперь будет на ярмарках рассказывать о необыкновенных посетителях. Их радушно потчевали тыквенной кашей, давали молоко, мед. Очень удивились, что ни у кого из чужаков нет своих ложек.  Местный умелец тут же взял свежую липовую чурку, разрубил ее ровно по сердцевине, и буквально у них на глазах каждая половинка стала превращаться в известную столовую принадлежность. Топор, видимо, был заточен не хуже бритвы. Куски древесины и стружка отваливались от чурки, словно она была из сырой глины. Наметанный глаз и заученные движения позволяли мастеру даже не примериваться. Выемка ложки появилась после нескольких виртуозных круговых движений нижним острием топора.

– Это, конечно, не оловянные, но кашу похлебать ими можно, – сказал скромный мастер, заметив в их взглядах восхищение его работой.

Хотя мир средневековья действительно оказался вобщем-то темным и убогим, но, однако же, не для самих его обитателей, каковые чувствовали себя в нем вполне уютно. И огонь можно добывать десятками способов, и очаг может, оказывается, гореть прямо посреди избы, и дым будет при этом плавать под потолком. Повадки лесных обитателей известны каждому так, будто речь идет о домашних животных. Погода им, живущим всю жизнь на одном и том же месте, практически не делает сюрпризов. А уж какую изобретательность проявляют деревенские затейники, чтобы песни на посиделках сопровождались чем-то вроде музыкального аккомпанемента из треньканья специально зажатых деревяшек и подсвистывания дудочек!

Антип целыми днями напролет крутился около кузнеца. Ему очень хотелось попробовать свои силы в этом древнейшем ремесле. Но попросить он стеснялся. А сам кузнец, скорее, не замечал его и его жгучего любопытства.  К тому же однажды он увидел, как сын мастера уронил щипцы вместе с заготовкой. Неловко как-то ее взял. Так мало того, что помощник получил пару крепких затрещин, вдобавок работу сразу прекратили. Посчитали, что день для этого неудачный. Пошли оба напарились в бане и после этого – в церковь со свечкой.

Попытки же поразить средневековых селян познаниями приводили к недоразумениям и даже к разладу. «Какая еще круглая Земля, темные вы люди? – горячо убеждали радушные хозяева своих неожиданных гостей, не умеющих даже управлять лошадью или добыть огонь. – Будь она круглая, мы все давно улетели бы в тартарары. Люди ведь не мухи. Неужели это объяснять надо!?» «Говоришь, никакого края Земли нет. А ты там был?  Тогда кто тебе рассказал? Надо же сначала побывать, а потом уж рассказывать, что там есть и чего нет». Вобщем всякое намерение объяснить что-нибудь из устройства мироздания вызывало только рой новых недоверчивых вопросов и ставило в тупик самих толкователей.

– Да ведь это же в конце концов невыносимо, – сказала однажды в сердцах Ольга, когда все четверо оказались одни. – Ведь они же начинают нас просто презирать. Неужто нельзя ничем пронять этих дикарей?!

– А чему тут удивляться? – ответил Антип.

– Как это чему? – присоединился к Ольге Еремей. – Мы ведь побольше их и знаем, и умеем.

– Ну, допустим, что побольше. Но только чем ты им это докажешь?

– Да разве нельзя что-нибудь сделать? Достаточно создать какой-нибудь,…  скажем,… гм… механизм… что ли, и они нас за богов считать станут.

– Ну, давай, по порядку перебирать. Телефон или телевизор сразу исключаются, самолет тоже. Дальше. Даже если ты уговоришь кузнеца выковать по твоему указанию мотор, хотя бы для мотоцикла, то после этого тебе понадобится смотаться до Багдада за бензином. Только учти: в этом сказочном краю пока даже слова этого не знают. Велосипед или швейная машинка произвели бы на них, конечно, впечатление, но только, увы, мы с вами даже иголку сделать не сумеем. – Он остановился, заметив их недоверчивые, недоуменные взгляды. – Поймите, мы в лесу живем, и этот лес им известен лучше, чем нам. Так что нам они не поверят.  Даже если бы мы оказались в каменном веке, то и там не сумели бы сделать даже рубила из кремня, ведь он расщеплялся на пластины каким-то специальным приемом, каковой древние предки наши осваивали тысячелетиями, и вряд ли кому удалось бы овладеть им сразу.

– Да что ты такое говоришь! – вскричал Еремей. – Выходит, и сделать ничего нельзя?

– Самим нет, – спокойно отреагировал Антип. – Конечно, можно было бы припомнить технические рецепты, открытые в их время, – какие-нибудь улучшения в обжиге кирпича, посуды, изготовление фарфора, красителей для тканей, особую закалку стали, – все это можно было бы продемонстрировать, используя нынешние средства. Но кто из нас интересовался этим и сможет хоть что-нибудь припомнить и показать.

– Давай тогда паровой двигатель смастерим, – вставил Еремей скорее для шутки, чем всерьез. – Ему бензин не нужен, на дровах работать будет.

– Трубы для паровика – вздохнул Антип, – даже нынешний кузнец сделать не сумеет. Мы и подавно. – Я вот подумал про ткацкий станок, но и его нам не соорудить.

– Это почему еще? – оживился Андрон. – Давайте возьмемся, хорошенько все продумаем и сделаем…

– … Без единого гвоздя, – осадил его Антип. – Во всей округе не более двух десятков гвоздей. Все они в доме князя и все на учете у кузнеца, каковой их выковал. Понимаешь, они деревянные крепления делают с помощью шипов и пазов. И так плотно и точно подгоняют детали друг к другу, что они как бы слипаются. Прочность достигается необыкновенная.  Короче, недостаток технических средств, известных нам, они с лихвой компенсируют тщательностью исполнения. В любом деле тут требуется филигранная техника. – И  в конце добавил: – Мы себя просто на смех поднимем, если попытаемся что-то сделать. Разъяснение «тумаками», кстати, довелось увидеть не далее, как накануне.

– Странно. Я как-то раньше не задумывался, но что же получается: у каждого времени свой, как бы это сказать, способ существования что ли?

– Ну в общем-то да. Мы среди них так же беспомощны, как и они были бы в нашем мире.

– А вы знаете, парень-то тот, что нас первый встретил, Емеля. Он ведь теперь вечерами на посиделках в фаворитах ходит, – вставила Ольга. – Каждый день по просьбе зрителей изображает, как мы пытались пахать и что из этого вышло. Пантомима получается, надо признать, в самом деле уморительная.

– Да ну. И как это выглядит?

– Начинается с того, что лошадь, оказывается, соображает побольше нас, куда надо тянуть, а заканчивается тем, что она своими копытами берется за соху, а Еремей, представьте себе, впрягается… Только так, мол, с голоду не помрем. И исполнение, можете не сомневаться, тоже отточенное. Не про нас бы речь, сама с удовольствием просила бы показывать…

 

 

3. «Востроглазые» и проницательный

Андрон напросился в соучастники к охотнику на уток. Заверил, что не будет мешаться, только посмотрит, а если надо, то и поможет. Когда они приблизились к маленькому лесному озеру размером с пруд, охотник повел на небольшое возвышение, чтобы осмотреть обстановку. Утиная стая сразу забеспокоилась, настороженно загоготала, как только их головы лишь слегка приподнялись, хотя взглянули они на озеро сквозь листву и траву и лишь мельком. «Сейчас не смотри на них – улетят. Пуганешь их, когда я подам знак», – тихо прошептал охотник и бесшумными, кошачьими шагами направился вниз, потом в обход озера. «Хочет выйти на ту сторону, чтобы, когда я спугну уток, они прямо на него полетели», – догадался Андрон.

Ему было хорошо видно, как его опытный напарник, крадучись, невидимый для стаи, огибает берег, держась все время на расстоянии в двадцать-тридцать шагов от него и то и дело оглядываясь в сторону уток. Но только почему-то до противоположного места охотник не дошел, а остановился на полпути, достал из-за пазухи клубок тонких веревочных пут и замер. Ему пришлось довольно долго держать на отлете руку со снастью. Андрон же сидел в траве на коленях, терпеливо поджидая сигнала. Но неожиданно утки поднялись сами.  Сначала Андрон услышал шумный треск крыльев и всплескивание в сопровождении резкого тревожного гогота, и следом череда пестрых, сизо-коричневых птиц потянулась по плавной восходящей линии как раз в сторону ловца.  Сеть, брошенная наметанным движением опытной руки, словно липкая паутина, повисла точно на пути взлетающей вереницы. Целых три утки одна вслед за другой врезались в подброшенную ловушку, запутались в ней крыльями и одним живым, трепыхающимся клубком закувыркались к земле. Охотник настиг их в несколько быстрых, длинных прыжков, накрыв всех слету кафтаном.

– Вот это удача! – пыхтел от радости ловец, удерживая обеими руками клубок с добычей. – Лиса помогла, прямо на меня их выгнала.

– Какая лиса?!

– А ты что, не заметил? – прищурился на него тот с невольной усмешкой.

Там она, – указал он кивком за озеро. – Из-за нее я и не стал к тебе оборачиваться, а то все спуталось бы. Она еще летом, когда они были маленькими и глупыми, двоих отловила. Вот они ее и испугались. Ну теперь им бояться нечего. В курятнике до весны проживут, а там, глядишь, и утят принесут. Благо один из них – селезень.

– А почему ты с собой на охоту лук не взял? Я думал, ты стрелять будешь.

– Утку с луком не добудешь – пояснил бывалый охотник. –  Она востороглазая. Нет такой твари на земле, которая бы лучше ее видела. И стрелу заметит, и увернуться успеет. Быстрая ведь, что в воде, что в небе.

 

 

4. Лишь песня покорила мир

И все-таки цивилизация тоже сумела показать себя. Но случилось это совершенно неожиданно.

На очередных посиделках в теплые сумерки начала осени, слушая незатейливые местные песенки с повторяющимися, однообразными мотивами и редкой слабой рифмой, Ольга вдруг взяла Антипа за руку, усадила его рядом с Андроном и Еремеем и запела, показывая руками, чтобы те поддержали ее. Первым подхватил Антип, потом остальные. Новая для деревеньки песня быстро прекратила все разговоры вокруг. Сначала на маленький хор стали оглядываться, останавливаясь на полуслове. Уж в чем в чем, а в искусстве пения люди непрерывно совершенствовались от столетия к столетию. Распевная, красивая мелодия захватывала и очаровывала.  Уже к началу второго куплета среди собравшихся не осталось ни одного равнодушного: все сидели, обернувшись к поющим. Рифма в каждой строке вызывала восхищение. Сдвинувшись к концу песни к исполнителям, благодарные слушатели с упоением раскачивались все вместе в такт неслыханного здесь напева и, когда мелодия окончилась, Емеля, тот, что показывал о них пантомиму, тут же возгласил: «А ну давай еще!» – выходя из круга на середину с притоптыванием и коленцами в темпе только что окончившейся мотива. К нему в пару тут же нашлась и девка: «Давай еще!» А потом и все вокруг сразу дружно: «Давайте еще!», – разбиваясь сходу на пары. Следующая быстрая мелодия привела всех в восторг. Весь вечер прошел в пении и плясках. Триумф был полный.

Вся округа в одночасье узнала о необыкновеном искусстве пришельцев.  Более того, их стали наперебой приглашать на разные празднества, особенно на свадьбы. Каждый раз ждали, встречали с радостными возгласами, непосредственно при них говорили об их исполнении и хвастались друг перед другом о том, что уже успели услышать раньше.  Еремей приноровился рассказывать народные сказки. В результате они, пришельцы в эту дикую эпоху, неожиданно стали-таки теми самыми полубогами, каковыми с самого начала хотели выглядеть. Правда, долго продержаться на высоте им все-таки не довелось, хотя, к своему счастью, сорвались они уже перед самым завершением своего пребывания здесь.

Началось с того, что об их успехах прослышал даже князь и пожелал сам, собственной персоной посетить очередной концерт. Известить о визите повелителя прибыл один из княжеских кучеров. При нем, этом посланце, к великому изумлению артистов, оказался и Харитон, который совершенно выпал из их сознания, но теперь отыскался. И что еще удивительнее, как выяснилось, он со своими кулинарными достижениями устроился получше их. После той пашни в результате непродолжительного блуждания судьба привела его вместе со всеми пакетами, что оказались при нем, на кухню князя, где он в два счета сделал себе блестящую карьеру. Умудрился даже сбить мороженое на льду в погребе. Его окружили заботой и даже, по княжескому распоряжению, приставили к нему специального кучера, толстого и ленивого, того, что теперь доставил извещение о приезде князя. Харитон решил добраться сюда пораньше вместе с этим вестовым поэтому и оказался с ним здесь.

– Так, выходит, этот увалень у тебя в слугах ходит, что ли? – спросил Харитона Еремей, указывая глазами на заплывшего, округлого кучера; тот в это время с удобством развалился на пухлой кипе сена, постеленной услужливыми селянами возле повозки, и не удостаивал взглядом даже тех, кто заботливо суетился вокруг его сытых, ухоженных коней. Детишки гурьбой столпились поодаль, опасливо поглядывая на его кожаный кнут за поясом.

– Вы только ему самому это не скажите. Этому «слуге» достаточно бровью повести, чтобы деревня бросилась исполнять его распоряжения.

Встречать князя вышли все от мала до велика. Образовали целую процессию, поднесли повелителю хлеб-соль. Тот, сопровождаемый многочисленной челядью, принял его, почти не отрываясь от оживленного разговора с кем-то из свиты, и сразу же направился вместе со всем своим окружением на чистую, зеленую лужайку, где уже были заготовлены лавки для него и придворных. Они не прекратили увлеченного обсуждения – видимо, острых охотничьих эпизодов – и тогда, когда Еремей вышел перед публикой, чтобы рассказать новую сказку. Поведение князя смутило неопытного артиста. Однако причиной провала стало не это.

Еремей надумал улучшить свой репертуар, но, на свою беду, вместо многократно повторенных старинных народных сказок на этот раз решил поведать слушателям современную, со множеством персонажей, с нескончаемой вереницей всяких событий и поворотов, короче, бесконечную и нудную.  Сам исполнитель довольно быстро почувствовал, что допустил промах, что слушатели теряют интерес к выступлению. Ему бы немедленно прекратить свое скучное повествование, но он вдруг с ужасом почувствовал, что не может найти какого-то законченного отрывка, чтобы придать сказке хоть какую-то мораль и смысл.

Занятый разговором сановный гость, видимо, все же слышал его хоть и вполуха. Оторвавшись от своего собеседника, он посмотрел в сторону Еремея, но не потому, что решил наконец вникнуть в его слова, а, наоборот, как бы желая понять, к чему тот вообще вышел туда: все вокруг шушукаются, хихикают, на рассказчика никто не обращает внимания… Владыки затем и нужны, чтобы надзирать за порядком…  Придворный шут спокойно жевал пареную репу, когда увидел, куда смотрит его повелитель, и тут же, не размышляя, швырнул огрызок прямо в лоб незадачливому исполнителю. Выходка имела неожиданный успех: раздался дружный, бодрый хохот. Слушатели – простые, бесхитростные труженники.  Они настроились на развлечение, а в какую сторону оно будет направлено – дело в общем-то второе. Не распотешили скоморохи – можно презабавно похихикать над ними самими. Поднялся гвалт, началось соревнование, кто точнее попадет в неудачливого рассказчика. Князь уперся руками в колени и явно созревал для какого-то ответственного решения…

Поворот оказался слишком неожиданным для артистов, они растерялись.  У Андрона крутились в голове одни только сцены из повествований про «хитроумного идальго» и шумные издевательства над их незадачливыми персонажами.

Трудно сказать, что довелось бы испытать всей компании еще, но именно в этом месте первоначальное чудо перенесения во времени повторилось снова, только теперь в обратную сторону. Опять, как и тогда, пространство качнулось… и мрак поглотил князя вместе со всей шумной толпой вокруг него. Все сразу исчезло. Потом снизу, около ног, темноту прорезала слабая полоска света. Андрон машинально наклонил голову, вернее, попытался наклонить, но тут же почувствовал лбом тесную, охватывающую преграду, потянул кверху руки и наткнулся на колпак. В следующее мгновение колпак приподнялся. Еремей стоял рядом с креслом.

– Ну что, вернулся уже в наш мир или все еще Там? – живо спросил он, относясь с полунасмешливым участием к оторопелому виду Андрона. – Судя по твоим последним словам перед включением анализатора, ты должен был побывать где-то в средневековье и заниматься кулинарией.

– Так ты говоришь: это обыкновенный анализатор? – проговорил после паузы Андрон.

– Обыкновенный, – опять, как и в первый раз, хмыкнул тот. – Обычный анализатор концентрирует твои мысли, делает тебя последовательным, избавляет от шарахания и путаницы в голове, короче, помогает держать одну и ту же нить рассуждения. Но Антип добился такой чистоты, что тут вообще перестаешь управлять своим сознанием. Оно само ведет тебя от одной картины к другой, и ты как бы живешь в другом мире. Что было в последний момент в голове, то и становится реальностью. При нарастании эмоционального напряжения аппарат сам собой отключается.

– Выходит, Там я жил в мире собственных фантазий?

– Конечно.

– Любопытное дело, – задумался Андрон.

– О чем это ты?

– Это что же получается? чтобы знать свое время, – неспешно, с расстановкой проговорил он, – надо, оказывается, знать прошлое. Ибо знать свое время это и знать свое место в цивилизации.