Эй, стиляги, и где же вы теперь?

В изготовлении тканей и одежды самая сложная операция – прядение, то есть превращение ваты в нитку. Веками оно осуществлялось женскими руками, составляя такую же непреложную нишу сельского бытия, как и землепашество. И пока для этой операции не появилось и не вошло в жизнь изобретенное англичанином Д. Харгривсом механическое устройство, производство было чрезвычайно трудоемким. В Европе оно сохранялось еще в первой половине девятнадцатого века. И как можно узнать от Ч. Диккенсав его «Записках пиквикского клуба», в то время даже носовые платки представляли собой добычу для карманных воришек. Они отстирывались и выносились на продажу. А как могла выглядеть одежда на мелких чиновниках в нашем отечестве, можно увидеть из повести Н. Гоголя «Шинель». Начинаются в ней злоключения мелкого непритязательного писаря с того, что направляется он к портному поставить на его заношенную шинель очередную заплатку и вдруг оказывается, что тут уже и ставить-то некуда – лохмотья. Одежда у народа победнее носилась несколькими поколениями, пока не превращалась в сплошную рвань. В нашем отечестве холщовые и пестрядевые рубахи (мешковина, сделанная вручную) еще в начале двадцатого века, как мы знаем из литературы, у простолюдинов в большом ходу, а вместе с тем и передача изношенного тряпья от деда внуку.

С началом советского периода ручное прядение отошло в прошлое, как и лучина, но передавать заплатанные на коленках и заднице штаны от старших к младшим держалось еще долго. Причем все это заношенное несколькими поколениями тряпье могло выделяться заплатками откровенно другого цвета даже на самых видных местах. Так что и нашему поколению иной раз доводилось слышать: «Дед эту рубаху сорок лет носил, отцу двадцать лет исправно служила, а на тебе в пять лет огнем сгорела». Всерьез это уже не произносилось — шутка, но доля истины в ней все еще оставалась увесистой. Вместе с тем все еще совершенно серьезно звучало для подрастающего поколения: Люди хорошее-то под низ одевают, — наставляли старшие с детских лет. И ведь в самом деле так и поучали, хотя, казалось бы, для чего оно нужно, хорошее-то, коль его не видать. Однако ж поучали. Все перевешивала привычка видеть в обновках сокровище и сдувать с него пылинки, ибо незаплатанная нарядная одежда предназначалась для того, чтобы лежать в сундуке и извлекаться по праздникам. Опрятность в одежде тоже была обязательной только для праздничного одеяния, стало быть, десяток дней в году. В армии иной старшина, проявляя усердие, не отправит в увольнение без внимательной проверки – все ли пуговицы на месте, почистил ли сапоги, побрился ли. Подворотничок был предметом особой заботы (старшин), ибо искренне не понимали, зачем его стирать ежедневно и на какие только ухищрения ни шли, чтобы проносить его на зло старшине неделю нестиранным.

Кончилась у нас эта старинная традиция передавать одеяния от старших младшим в хрущевское время. Это-то и стало рубежом, обозначаемым коротким словом «стиляги». Произошло это как-то сразу. Вчера еще какая-нибудь бабушкина покрытая вышивкой жакетка или отделанная кружевами блузка, которую она всю жизнь одевала по праздникам, переходила к внучке. И солдатская гимнастерка все еще за нарядную одежду почиталась. И вдруг подавай всем узкие брюки и туфли на толстой подошве. Мода менялась и до этого, но следование ей выглядело чудачеством. Настоящие модники не оденут на себя то, что все носят, качали головой старшие, они потому и модники, что надели на себя, что другие еще не взялись носить». Идет, все улыбаются и он улыбается.

Дело, очевидно, в том, что началось изготовление искусственных тканей и одежда стала стремительно дешеветь. Пиджачная пара повседневной носки, помнится, могла стоить тогда около 1500 р., а зарплата у большинства около 1000 (после деноминации 1961 года – 100, к восьмидесятым годам выросла до 200 без роста цен). В семидесятые годы мы покупали пиджак с брюками за половину среднего заработка, а, если что попроще, то и за треть. Почему-то стремительно скатились цены на часы. Они почитались за предмет роскоши. Мой отец свои карманные часы извлекал при надобности с большой осторожностью и, коль надо было подвести, сначала ждал, когда кончится завод и они остановятся, и только потом поправлял и заводил. Боялся дышать на них, короче. В хрущевское же время часы на руках школьников стали обычным делом.

Заплатки были в ходу, конечно, не только у нас, однако отвергать холщовые штаны, как и модничать в массовом порядке, в аграрной стране с холодным климатом, где еще в начале века и хлеба-то никому не хватало до нового урожая, могли начать только в подражание цивилизованным, сразу же ставшее раболепием. Свои народные танцы вроде Барыни и Гопака отныне только признак дикости. Подавай всем Чарлстон. Вчера еще на всех гулянках слышны были частушки. «Подружка моя, как тебе не стыдно, Через твой курносый нос ничего не видно». Частушки тоже разом и с негодованием были отвергнуты, хотя теперь они уже рифмованные в отличие от тех, что можно найти в пастернаковском «Живаго». Гармошка приравнялась к сохе и перешла в разряд презираемых увлечений. Сказались новшества и на образе жизни. Предыдущее поколение хорошо помнило свои молодые годы — ходило босиком (дабы поберечь сапоги), и отправляло в рот крошки со стола. Теперь иные из родителей могли сами предлагать своим взрослым отпрыскам не торопиться впрягаться в работу. Мы прожили, жизни не видели, так хоть вы поживите как люди. В результате возникло явление под названием «тунеядец». Были, помнится, озорные куплеты про то, как Вова в день на ресторан сотню брал у мамы. Однако вот ведь становился серьезнее и «стал скромней с годами и берет лишь двадцать пять новыми деньгами».

Про тунеядцев надо пояснить. После школы я работал учеником автослесаря, но надумал уволиться, дабы перед призывом в армию полоботрясничать да заодно попытаться поступить в университет. Полгода нигде не числился. Однако быть привлеченным за тунеядство мне не грозило. Верховенство закона та система отвергала, ибо с точки зрения закона любой человек виновен всегда; един генеральный прокурор без греха, да и то только потому, что его изобличать уже некому. Если молодой человек попадал в поле зрения милиции в каких-либо хулиганских шайках, то тогда и продолжительное ничегонеделание принималось во внимание.

Само собой, лоботрясничанье не могло не развращать. И та система не могла оставить это без внимания. В ней даже побуждать к хорошей работе можно было только воспитанием, а это означало, что идеологическая работа пронизывала все поры общества. Кстати даже и у изруганного Сталина тюрьмы, как мы теперь узнаем, были полупустыми. Ныне одна только Россия держит в заключении по миллиону, а в 1933 году  в разгар колхозного движения, по сообщению «Архипелага гулаг», нет и одного миллиона во всем СССР. Поменьше, чем у других прибегали и там тоже к угрозе расправы по закону. Быт наш далеко не европейский, однако впадать в раболепие не годится. Душу они свою зауживают, а не брюки, вынесла вердикт идеологическая система.

Мне заканчивать школу пришлось в интернате. На Камчатке большинство поселений состояло из пары-другой десятков избушек и потому в каждом из них была только начальная школа. Старшеклассники учились в интернатах в центральных поселках. Без прямого родительского надзора, понятное дело, вольничали. Взяли однажды напрокат швейную машинку и заузили штанины назло учителям. Щегольский наряд собственного изготовления выглядел каким-то кривоногим и лучился морщинами в самых неподходящих местах. Одеть-то можно, а вот носить, употребляя старую шутку, только на работу, если работать огородным пугалом. Но мы довольны собой. Впрочем, и учителя, глядя на нас, тоже веселели глазами.

Анекдоты

Проверьте себя как бизнесмена

— Пачка бумаги стоит три десятки, а сделанная на ней книга – две. Как это понимать?

— Удивляться нечему , коль это не порнография.

Бесы они тоже дряхлеют

— Ну что, старый дружище, стареем, седина в бороду и бес тут как тут?

— Если бы. С бородой-то все так, да вот нечистая сила обленилась и чем дальше, тем больше, чтоб ей пусто было!

Превзойди учителя!

На выпускном вечере на транспаранте, обращенном к получателям вузовских дипломов, красовалось надпись: «Спасибо за покупку!».

— «Спасибо за науку! – звучало в ответном слове выпускников, — Мы теперь хорошо знаем: не обманешь, не продашь. И усвоили сие жизненное кредо получше вас наставников».

Прежде и теперь

— Что произойдет, вопрошал старый анекдот, если Земля будет вращаться в тридцать раз быстрее? — Стипендия, отвечал студент, будет каждый день. Что, спрашивается, скажет студент ныне ?

— Ныне студенту каждый день придется потрошить собственный карман . Увы!

Нет ничего невозможного

— Можно ли допустить три ошибки в слове «щи?»

— А вы напишите: борщ. Будет даже четыре.

Март 2022 г.