Лучше быть убитыми, чем полоненными

К 75-летию Великой Победы

Поговорим-ка мы на этот раз не о героизме, а о темной стороне военной деятельности. Уклонение от воинской службы, скорее всего дело такое же старинное и, главное, такое же непреложное, как и сама война. Рекруты Петра Первого вместе с мундиром и званием защитника Отечества получали еще и клеймо на лоб. Следующее поколение правителей заменило его на наголо остриженную голову. Так что стриженный новобранец надолго утвердился во всех европейских армиях, дабы сей хоть и не слишком устойчивый признак затруднял дезертирство. Те, кто не выдерживает напряжения походной жизни и отстает от основной массы, составляют, в изображении Л. Толстым войны против Наполеона, целые толпы и толпы. Вынесенная в заголовок установка вообще-то для многих и многих всегда оставалась принудительной.

Во времена второй мировой войны самыми ходовыми способами симуляции стали искусственное затемнение легких и соленая вода, наглотавшись которой симулянт распухает не хуже беременной. Но немалое распространение, видимо, получила и добровольная отправка в тюрьму, дабы, совершив какое-нибудь умеренно тяжкое преступление, пересидеть опасное время на тюремных нарах.

Боеспособность гитлеровской армии надо признать куда как высокой. Немецкий военнослужащий вообще со Средних веков считается образцовым. Их офицеры всречались во все времена в армиях любого конца света; еще вернее будет сказать это про Швейцарию. А Петру Великому новую российскую армию вообще создавали почти сплошь немецкие военные деятели. Однако войны без дезертиров не былвает. С началом войны против СССР число уголовно наказуемых преступлений, совершаемых военнослужащими, в немецкой армии круто полезло вверх. Начальство быстро осознало, что это форма дезертирства, и к началу 1942 года приняло решительные меры по скручиванию в бараний рог, как выразился когда-то взявшийся рассказать об этом журнал «Spiegil». Вместо отправки в тюрьму из таких осужденных стали формировать особые штрафные части, в которых за малейшее нарушение расстреливали на месте, держали всех полуголодными. Возглавлял сию службу некто Дирлевангер (вояка худшего сорта, по выражению того же журнала). Поскольку это дезертиры, отправлять на фронт их было нельзя и потому их использовали только против партизан, не бравших немцев в плен., или на опасных работах вроде расчистки завалов во время артобстрела. Всего за годы второй мировой в гитлеровской армии осуждено 1, 2 миллиона человек (60 полнокровных дивизий). Из них до февраля 1945 года к расстрелу приговорено 40 000 человек. Затем меры против дезертирства были резко ужесточены с помощью так называемых летучих военно-полевых судов и число расстрелянных в гитлеровской армии в последние военные месяцы не поддается никакому учету.

О том, как обстояло дело с такими настроениями в Советской Армии, можно узнать от Солженицына. «Мобилизованные урки, — повествует «Архипелаг Гулаг», — ехали в воинских эшелонах и напевали, раскачиваясь: «Наше дело правое! — Наше дело левое!..» Потом воровали что–нибудь, арестовывались и родным этапом возвращались в тыловую тюрьму». Но так было только пока, военное равновесие не сменилось на решительное превосходство. «Когда действующая армия стала переваливать в Европу, — говорится там же, — и запахло трофеями, — они надели воинское обмундирование и поехали грабить вослед за армией». По его словам, они называли это шутя — «Пятый Украинский фронт». Война, какой бы масштабной она ни была, не поглощает все помыслы людей без остатка. Остается место и для личной жизни, включая и слабости, и пороки. В фильме Г. Чухрая «Баллада о солдате» прибывший с фронта боец застает у жены сотоварища «приятеля», в фильме М. Калатозова «Летят журавли» обывательские наклонности скорее даже преобладают. В повести Ч. Айтматова «Джамиля» главная героиня, подчиняясь сердечным влечениям, убегает от мужа незадолго до его возвращения с фронта по ранению. Сельчане дружно осуждают «беспутную», но не за черствость, а за то, что ее новый сожитель, вернувшийся по ранению раньше, бедный сирота, у которого одни только сапоги и шинель. Уживаются как-то настроения подвига со всякими другими людскими страстями.

Статистика насчет численности армий и числа убитых никогда не бывает беспристрастной. Скажем, Бородинское сражение у нас изображается иначе, чем у французских историков, которые называют его Москворецким, и в котором, по их оценкам, французов было меньше, чем русских. Вторая мировая вообще во всех вопросах освещалась с оглядкой на идеологические задачи. Немецкие боевые потери сразу после войны определялись в 3,25 миллиона солдат и офицеров. Цифра настолько откровенно пропагандистская, что пришлось от нее отказаться. Нам же они приписали примерно 13 миллионов погибших на полях сражений. Чужие боевые потери не вычисляются, их можно только выдумать. Вероятнее всего именно эта цифра примерно соответствует потерям немецких войск в сражениях и они заблаговременно взялись приписывать противнику немного больше. И все послевоенные годы западная пропаганда настойчиво утверждала, что при всем нашем превосходстве в вооружении на одного убитого немца приходится чтверо убитых наших.

Наши боевые потери после войны специальная комиссия определила примерно в семь с половиной миллионов солдат и офицеров. С горбачевских времен цифра поднялась до  восемь с половиной миллионов. После 91-го года изменились также и немецкие данные. Теперь было объявлено, что циркулировавшая прежде цифра включала только немцев, проживавших на территории Западной Германии, и потому отныне стало циркулировать число боевых потерь под восемь миллионов, то есть немного ниже, чем советские. Очевидно, и эту оценку надо признать пропагандистской. Если учесть, что выпавшими из учета были Восточная Германия, Австрия, Пруссия и Эльзас с Лотарингией, те три миллиона с четвертью надо как минимум утраивать, а еще вернее подтягивать к тем 13 миллионам, которые когда-то злонамеренно приписывались их противнику. Нельзя забывать, что небывалый монстр гнал на погибель соотечественников своей полуразрушенной страны в условиях решительного превосходства союзников во всем, в условиях, когда по всем военным канонам сопротивление – полнейшая бессмыслица. Не останавливался он и перед тем, чтоб иногда подчеркивать : раз проиграли восточному народу, то чем больше вас погибнет, тем лучше, как об этом можно узнать, например, из «Воспоминания солдата», написанных генерал-полковником танковых войск Г. Гудерианом. Расовая теория и в таком варианте работала на фюрера.

Вековечная установка насчет предпочтительности геройской гибели за свободу у немцев распространена в редакции И. Гете:« Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идёт на бой». И максимально она естественным образом проявила себя у них на завершающем этапе войны, в момент приближения войны к границам Германии, хотя и служила не делу национального спасения, а эгоистическим целям тогдашней правящей верхушки.

У нас же такая установка в период наивысшего напряжения дала серьезные сбои – за первые полгода войны потери пленными составили 2, 5 миллиона человек, то есть почти половина всех потерь пленными за всю войну. Главная причина в том, что наше население исстари привыкло признавать только чужую технику – самолеты «Фарманы», автомобили «Мерседесы», велосипеды «Дукс», мотоциклы «Дукс», цейсовские бинокли и так далее. Для обывателя тех лет свои танки означали первый повод сдаваться, ибо зерна, дескать, на закупку хорошей техники не хватило, так сделали свою. Это уж потом даже враги расхвалили у нас и танки, и артиллерию. Про их автомат, кажется, и поныне не знают, что он появился еще в первую мировую и естественным образом устарел, например, отказывал на холодах и вообще надежность хромала. Так что их военная разведка Абвер, по воспоминаниям ее шефа В. Шелленберга, тайком покупала английские и американские автоматы у жадных до денег торговцев оружием и снабжала, таким образом, свои войска более современным вооружением.

В общем, в вопросах героизма и потерь в той войне и поныне упорно держится идеологическая ориентация, хотя и несколько потесненная в пользу истины.

Апрель 2020 г.