Вселенский собор

(философическая поэма про природу вещей)

 

Начало лихая беда, как мы знаем.

Попробовать разве с конца приступить?

Философ ведь скепсисом обуреваем,

Ему бы и ясность в туман погрузить

 

Он знает, что он ничего-де не знает,

Другим же, мол, этого знать не дано.

Так хвастал Сократ. Вам, слышь, то и мешает,

Что самодовольство доступно одно.

 

Нам могут сказать: что, сначала закончим?

Коль есть заголовок, осталось лишь нам

Дать жирную точку. Да песнь, между прочим,

Последняя первой служить должна там.

 

Оно же и кратко, без слов, без угара.

Но мы ведь все помним: таланту сестра

Приходится тещей мусье гонорару.

Возьмемся. Но-о! Трогай Пегас, нам пора.

 

Начать с конца. От бесконечности тогда начнем.

Поотдаленней, ясно ведь, не сыщешь днем с огнем.

 

 

Песнь последняя (и единственная)

Сползает усталое Солнце к заходу.

Косые остывшие за день лучи

Роняют медь с бронзой на синь небосвода,

Ей угольной темью стать надо в ночи.

 

Из мрака, из бездны межзвездье мерцает,

Миганьем безмолвный ведет разговор.

То Космос в мечтах сам себя постигает —

Себе сам вселенский священный собор.

 

И черные дыры – безмолвные бездны,

В них в каждой свой космос, галактик пути

И даже, представьте, наш мир поднебесный,

Как в капле межзвездья там можно найти.

 

Нет верха и низа, нет центра и края.

Любой астероид, сколь ни был бы мал,

Бодает пространство, помехи не зная,

Бесстрастный и дерзкий с начала начал.

 

Планета ковчегом в синь-темень вплывает,

Тревожно взирает восторгов полна,

И вместе сама удивляет, пугает –

Загадка? Бацилла? А, может, война?

 

В Медвежьем углу, где с Ковша наливают,

Разнес Водолей, чтоб удался собор.

Беззвучно бунтуют, галдят и ругают.

И кто разберет их, о чем у них спор.

 

Но вот рассвело и синь-темень пропала.

Под купол вместился весь мир без краев.

Уютен мир далей под неба овалом,

Мир буйства вулканов, возни муравьев.

 

Свет явлен и бездна бесследно пропала.

Не странно ль, однако, коль надо сказать:

Природа завесу от тайн пожелало

Самим светоносным эфиром создать?

 

Капризен творец, в парадоксы играет.

Любовь сотворил в перемежку с грехом:

Терзаясь, мечтает, возносит, роняет

И жертва подчас на рассчетце верхом.

 

А вот еще вам православная вера.

В самом преклоненье и то чудеса.

Молить на коленях у рьяных манера –

Лицо к преисподней и срам в небеса.

 

Жил в бочке мудрец, что, мораль отвергая,

К богам лишь почтенье не бросил хранить.

Блудница случилась при нем, да такая —

Лишь бездной поклонов грехи замолить.

 

Простерлаьс ниц в истово пылком раденьи.

В поклонах одежда сползла, растряслась.

Ну, право сказать, храм не храм заведенье.

Как будто и с небом грешить собралась.

 

Мудрец кулаками пресек святотатство.

Коль в храме, где даже от стен благодать,

На лавки стреми срамотное хозяйство.

Но нам и иное все ж надо сказать.

 

Отринуло время господство прелатов.

Лишь добрая воля к иконам влечет.

Не цель наш Сарказм. Всем ведь искренность свята.

Упрек от души, уж поверьте, идет.

 

И разума свет, хоть и свет, затемняет,

Лишь ясные дни оставляет себе.

Взор тот же прожектор – скорей ослепляет,

Чтоб хмурые дни предоставить судьбе.

 

Межзвездье всех раньше пастух обнаружил,

Вперяясь в высоты в ночные часы.

Зверьем населил и Стрелец при них служит,

А с ним его резвые Гончие Псы.

 

Но люди окрепли, чтоб жить по закону.

Иным антураж стал в бездонной тиши.

Весы завели, с ними Щит и Корону,

И даже есть Крест для терзания души.

 

Дошло и до умников, кои могучи

Впрягать небеса в суету муравья.

Пущай-де наводят, кому из всей кучи

Былинки тучней и росы полынья.

 

Туманности шастают с толком и рады

Напраить дела мелюзги на доход.

Мол, хахаль в сей день перепал крутозадым,

А тоненьким фиг и не наоборот.

 

Баюкать душонки сродни примитивам.

А наш муравьишко  дан лесу затем,

Чтоб сам в нем царил, его делал счастливым,

Песчинкам дав жизнь средь природных систем.

 

Не рады бывают иные из смертных,

Что воля дана им разумными быть.

Столкнувшись с проблемой из самых заветных,

Тем только и заняты — с рук ее сбытьь.

 

Наивно и мелко в рабах у природы

Пытаться высокое счастье найти.

Путь в высь сквозь препоны, но то путь свободы

И нет ни полезней, ни чище пути.

 

Поймать в небе истину, в небо не глядя,

Болгарская Ванда могла без труда.

Генсек перестройки, покладистый дядя,

К врагам, говорит, так что ждет вас беда.

 

Напакостит Горби, мол, вам до предела,

Утратит жизнь с совестью в строгом ладу

И век свой прервет, разрядив парабеллум

В себя в девяносто-де третьем году.

 

Предельно понятно на телеэкране

Звучали небесный вердикт и прогноз.

Но разве иным было скрыто в тумане,

Что бездарь своей перестройкой принес?

 

Оставил давно Горбачев президентство.

Срок, данный от звезд почему-то забыт.

Понятно, коль люди средь бурь, средь злодейства,

Но как от небес-то остался срок скрыт?

 

Карают нас сверху, найдя упущенья.

Но Ванду не стоит, пожалуй, бранить.

Щебечет, хлопочет, в заботах, волненьях,

Вот так и забыла наверх сообщить.

 

Свои неурядицы, знать, и у бездны.

Не просто, как видно, и звездам самим.

Упреки несчастным всегда бесполезны,

Отпустим грехи им. И просто простим.

 

Неведомо нешто, что образ вы бога?

Прощать — его первая служба. И нам,

Подобными верхним быть надобно строго.

Простим их и мы, коль прощают нас там.

 

Ну и завело ж нас! Межзвездье прощаем.

А все от философов, нет им кнута!

Иной празднослов так гордыней прельщаем,

Что даже Творцу выставляет счета.

 

Нечаянно дума нас ввергла, однако,

На путь вольнодумства. Бывает порой,

Приходится думать навроде двояко –

Как видишь ты сам и как видит другой.

 

По правде сказать, отделяется трудно,

Что мнится тебе, что другим приписал.

Мелькают они нераздельно, попутно.

Но все ж и меж ними возможен провал.

 

Кто за «Дон Киэхота» возьмется, узнает,

Как двое искали в чащобе осла.

Тот в чреве у волка давно пропадает,

А эти все рыщут, забросив дела.

 

Направо, налево друзья разделились

И ну оглашать лес потоком рулад.

Нашли же друг друга. Вот все порезвились,

Когда всем известен стал их результат!

 

Оно и понятно. «И-а» возглашают,

Сквозь дебри упрямо ломясь напролом.

А отклик и тот, и другой понимают:

Вступил в диалог с настоящим ослом.

 

Едва ли и парочкам нежно влюбленных

Не следует помнить, что рано мечтать.

И сколько итогов Буквально погромных

Пристрастья политики могут рождать!

 

Мечтаний идейный наш мир полон с верхом,

Несбыточных, дерзких, а то и крутых.

А их дополняет и служит помехой

Туман опасений – мечтания других.

 

Накрутим в терзаньях восторги и слезы,

За Я и за Ты пониманье свое.

Одно — идеалы, надежды и грезы,

Другое – догадки, а то и вранье.

 

Не то, чтобы не было знаний реальных,

Но к ним доберись, предрассудки же — вот.

Глаза лишь открой, — их забористых, славных,

Лихих и продвинутых невпроворот.

 

Итак, мы Творца не виним, не прощаем.

Речь наша о взглядах одних на него.

Известен нам Глоба и Ванду мы знаем.

А что вседержитель? О нем — ничего.

 

Положено было б астрологам дошлым

Рублем за прогнозы свои отвечать.

Не только ведь криком одним лишь истошным

Синоптика вправе к ответу призвать.

 

Ведь смертные, то же, что все остальные,

И ищут, что лучше прибрать да урвать.

Наверно, не прочь зашибить дармовые.

Ну а небожители, их-то как знать?

 

И даже когда мы, как верят, предстанем

Пред ликом всего мирозданья творцов,

Допустим, увидим, потычем, достанем.

Пусть так. Но что из того нам в конце-то концов?

 

Нам скажут: мы правим до крайнего края.

При этом добавят, что край не найти.

Пусть мы согласимся: они-то все знают.

Но как можем мы к пониманью прийти?

 

Помчись хоть налево, помчись хоть направо,

Другой, если хочешь, маршрут избери,

Блуждай хоть всю вечность, коль поиск – забава,

А края как нет. Нету, черт подери!

 

О Первых на небе с готовностью страстной

Возьмутся учить нас ЪХеопс и Платон:

«На этой небесной лужайке прекрасной

Мы всех их застали. Они — пантеон».

 

Синантропа тоже, наверно, попросим,

Нечленораздельно чтоб нам промычал.

Кивнет нам и тот. А мы все же с вопросом:

А как бы увидеть начало начал?

 

Хоть нет нас на свете, но нам как-то видно,

Присутствуем там, где нас быть не должно.

И видим впрямую, воочью, солидно

Рожденье всего, что тогда рождено.

 

Сомненья, сомненья. Но нет в том причины

Благую почтительность не сохранять.

Раз вышние, ведают недра, пучины,

А с ними и нас, отчего ж не принять?

 

Но могут ведь быть и еще измеренья

И тайный надзор, но уже не светил,

Самой пустоты, Суперпервых явленье.

Вдруг кто-то и Первых самих сотворил?

 

С надеждой и верой и Там не расстаться.

Пусть даже в раю пребывать суждено.

И с Верхними вместе грехов опасаться,

Страшась их как здесь, так и Там все равно.

 

Ломись сквозь преграды фантазией буйной.

Блаженн тот, кто верой исполнен по край!

Лучится тепло от мечты в мир подлунный

И холод пространств только тем и есть рай.

 

Что есть для нас разум и что есть нам чувство?

Природу подмять – сверхзадача наук.

Души ликованье приносит искусство,

Поэма, картина, мелодии звук.

 

Наука возвысила нас бесконечно.

А чукча давай в ностальгию впадать.

В яранге совсем не в квартире, конечно,

Но ведь и обычай своя благодать.

 

Природа взлелеяла разум и … пала.

Куда же истощениье еще завести,

Чтоб даже и самым разумным вдруг стало

Как божий день ясно: провал на пути?

 

Итог, хоть и видный по крайней лишь мере,

Вгоняет в тоску тем, куда он ведет.

Грядет ностальгия уже по пещере.

А юрта, так что, и за сказку пойдет?

 

Наука вникает во все, что ей видно,

Во все, что ей в силах взломать или вскрыть.

Полезно ль? Звучит сей вопрос несолидно.

Поди разбери, что не может им быть.

 

Займемся, к примеру, такими словами:

«Удар конокраду», «казак» и «доход».

А, может, и фразы составим мы с вами,

Читались чтоб также назад и вперед?

 

Возьмемся, пожалуй, хоть способ и труден.

Ну, скажем: «на в лоб, да ищи ад, болван!»

А можно еще и: «наган, а не бубен,

Мадам и казак тащат на барабан».

 

Еще так: «мадам ругала благим матом:

Иди в…» А также: «утречком им летел

Тот ропот». Не надо быть даже и хватом.

Продолжит любой, коли кто захотел.

 

По ритму не все согласовано нами.

Себя лишь хотим мы в сих виршах спросить:

Умнее мы стали в работе мозгами

Иль к придури надо итог относить?

 

Твердил Эпикур: мир философам только, друзьям небожителей принадлежит. Не делят друзья свои блага нисколько И каждый другого мечтой дорожит.

 

Пусть боги все больше себе нагребали и, дружбу с «владельцами мира» храня, безбожно божественный ум объедали, как добрых хозяев иная родня.

 

Но жить в нищете не беда интеллекту. Ему бы путь к тайнам, нырнет и в вулкан, чтоб только подкрасться к природы секрету, в стремлении к знанью неистово рьян.

 

Постичь, чтоб предвидеть и делать по плану. Везенье же — только стезя дурака. К примеру с друзьями небесному клану Везло и как-будто отнюдь не слегка.

 

Иван-дурак портит. Вмешается старший,

Он умный детеина, поправит, спасет.

Устроено так, знать, для бодрости нашей –

Вот эти везут, а вот этим везет.

 

Цыгане веками живут без напряги.

Комфорт — это дрязги и грязь хватких рук.

В автобусе ржавом жилец и в яранге

Природе меле ужей и гадюк.

 

Так кто же владелец просторов всех наших?

«Чего тут гадать? Большинство», — скажут нам.

Лишь горстка и в век демократии старших.

И вывод тут ясен: мир дан дуракам.

 

Не то, чтобы умники лишние люди.

На бездну потерь все ж бывает и взлет.

Однако пока что в исканиях буден

Нам чаще везет, чем нас кто-то ведет.

 

Иным смыслом жизни заняться неймется.

Как-будто мы сами впряглись в этот воз.

Здесь только лишь то и сказать остается:

Бессмысленней нет, чем вот этот вопрос.

 

Ну вот пришли, пора за точку, мы у начала всех начал.

А ты, читал и постигал, но как, скучал иль не скучал?