О пытках в зигзагах истории (ч. 1)
Отчетливо видимая в ходе исторического развития гуманизация общественных порядков охватывает также и работу правоохранительных органов: смягчаются наказания за преступления, осуждаются и постепенно вытесняются пытки и телесные наказания. Хотя, конечно эволюция ни в коем случае не шла прямолинейно. Наоборот, движение вперед то и дело обращалось вспять.
До двадцатого века. А. Чехов в документальном произведении «Остров Сахалин» рассказывает в сноске 220: «Про некоего Демидова, который, чтобы раскрыть все подробности одного убийства, пытал через палача жену убийцы, которая была женщина свободная, …следовательно, избавленная от телесного наказания; потом он пытал 11-летнюю дочь убийцы; девочку держали на воздухе, и палач сек ее розгой с головы до пят». А в сноске 199 про женщину свободного состояния, арестованную по подозрению в поджоге ради страховки. Виновна или нет, а, коль оказалась в распоряжении блюстителей порядка, подол на голову для обслуживания по ночам изволь. Попытался было начальник запереть ее в отдельную камеру, но те подобрали ключ. И таким образом известная самая привлекательная женская поза «передние выпуклости ниже задних» стала для нее принудительно обязательной по первому требованию. «И окружной начальник ничего не мог поделать с ними, и ночные оргии продолжались».
В американском обществе той поры все еще, согласно установкам отцов-основателей налогом облагаются только богатые, сильны общества трезвости и в американских тюрьмах тех лет картина противоположная. Из произведения Дж. Лондона «странник по звездам» можно увидеть, как Администрация зоны заподозрила, что заключенные смогли пронести динамит, чтобы устроить массовый побег, прилагает настойчивые усилия, дабы найти тайник, но развязывать языки пыткой никому не приходит в голову; а ведь телесные наказания для некоторых случаев все еще разрешались. Из биографии писателя О. Генри можно также узнать, что его, осужденного за растрату на пять лет, везли к месту отбывания наказания без наручников в сопровождении полицейского, который к тому же завалился дрыхнуть, как только они вошли в свое купе.
Гражданская война в России. Обычная для войны разнузданность вылилась в самую настоящую вакханалию зверств. Карательные органы белых специально демонстрируют истязания, дабы запугать население. У одного из их лидеров, генерала П. Краснова, рассказывается про некоего Подвойского: «Молод, красив и жесток» и при нем специальный отряд из садистов. А в «Ледяном походе» Р. Гуля рассказывается о том, как добивали собственных тяжелораненых, чтобы не возиться с ними (в самом конце книги). И можно найти в пастернаковском «Живаго», как казаки специально подбросили деревенским жителям, взявшимся за оружие, замученного пыткой до полусмерти пленника: «Излупцуют в нитку, посыпают раны солью, поливают кипятком… А с детишками, а по женскому делу, о господи!» Военный министр Колчака А. Будберг в «Дневнике белогвардейца» рассказывает о попытке хабаровского военного прокурора привлечь атамана Калмыкова, когда у того дело дошло до зверского истребления шведского поезда Красного креста. «Сухое, но наполненное ужасом и кровью, — говорится в записи от 11 сентября 1919 года, — перечисление злодеяний и гнусностей совершенных хабаровским исчадием». Ответ руководящих инстанций: «Делу надлежит не давать никакого хода, так как нельзя дискредитировать Калмыкова в виду его «государственных заслуг»».
В то же время в возникших тогда советских органах правопорядка впервые в истории исключаются, во-первых, оплата поданных тайком сведений, дабы получить их от тех, кому преступники доверяют, но те при случае могут соблазниться выгодой от предательство, и, во-вторых, избавление от ответственности в награду за выдачу подельников (только такие свидетельства называются доносами, приняты они всюду в том числе возрождены теперь и у нас). И В. Ленин, и Ф. Дзержинский решительно запрещают пытки и больших усилий им не требуется. Потому что чекисты тех лет не верят в долгое правление большевиков, боятся своей службы и все они, в изображении того же «Живаго», числятся на ней под чужими фамилиями. В годы, когда вышло сие произведение, его повествование о чекистах выглядела насмешкой, ибо их уже давным-давно изображают рыцарями без страха и упрека, а тут публике «раскрывают глаза». Очевидно, тем самым небескорыстный приверженец «демократии» Запада проболтался невзначай, ибо косвенно подразумеваются зверства у белых. До чего это могло доходить, видно из того же произведения. Чекист Памфил Палых изрубил своих детей и жену. «Он именно на этом помешался, на страхе за своих близких, в случае если он будет убит, а они попадут в руки белых и должны будут за него отвечать». В других случаях могло быть даже, что служители «чрезвычайки» лебезили перед арестованными, как можно узнать из книги С. Трубецкого «Минувшее». Чекист случайно наткнулся у князя на неопровержимые улики враждебной деятельности и уничтожил их. «Пришел и спрашивает меня тот самый совдепщик, который был ночью на обыске… Теперь вот наша сила, а потом, может статься, опять будет ваша… Так вот, я и того… На всякий случай… Может, когда и поможете мне, если ваша сила будет… Не забудьте»». В «Конармии» И. Бабеля один из красноармейцев из числа успевших пропитаться военной разнузданностью вертит в руках трофейную винтовку, ища какую-нибудь мишень, и останавливает свой выбор на пленном поляке. Потом приходится убийце уговаривать писаря заново переписать документацию на отправку колонны пленников, дабы скрыть от начальства его злобную выходку.
Сентябрь 2022 г.