Научи иного грамоте и не оберешься бед

Писаки о Сергее Есенине, его хулиганстве и смерти

Советское литературоведение относило начало так называемого хулиганского периода в биографии великого поэта горестной судьбы к 1918 году, но сохранившиеся милицейские протоколы по поводу тех скандалов начинаются с 1920 года. Их приводит книга «Тринадцать уголовных дел Сергея Есенина», написанная неким Э. Хлысталовым. Сие творение несет на себе печать всех бредней периода, когда новые хозяева жизни взялись возрождать страну, вступившую в двадцатый век большой средневековой деревней. И преуспели, снарядившись усердием аж в лошадиную силу в пересчете на каждого реформатора (при умственной мощности в пол тараканьей силы). В данной книге тоже этого хватает. Скажем, очереди за продуктами питания, запрет повышать на них цены и преграды мешочникам ввозить их на черный рынок из меры против голода превратилось у автора в злодейство и ничем не объяснимую глупость творцов социализма.

И насчет следственных мероприятий по расследованию гибели поэта тоже. Откуда-то взялось убеждение, будто пиджак поэта пропал с последующими фантазиями о его роли. Тогда почему, спросим мы, не поступило заявление от родственников о пропаже? Одежда в те времена стоила немало, а его сестры к тому же из крестьян, у которых любая рубаха служила несколько поколений. Ведь ясно, что раз его не было на месте происшествия, значит в протокол осмотра места происшествия он не попал и, стало быть, сведений о нем не существует. Кроме того, проводивших расследование сотрудников в таком случае он не мог интересовать, был ли он в стирке, починке и где бы то ни было вообще. Да и откуда им было знать о самом его существовании?

Сведения о попытках и наклонностях к самоубийству опровергаются в качестве досужих вымыслов просто: тогда о них знали бы сестры. Неявно предполагается при этом, что по их поведению окружающим было бы видна их осведомленность. Проще говоря, тогда они взялись бы спасать несчастного брата и, разумеется, преуспели бы в этом. Надо быть уж очень недалеким, чтобы не понимать: касаться таких наклонностей всякий считает за бестактность (кого только ни сделала всеобщая грамотность писаками!). Между тем свидетельства о наклонности к суициду от жены и врачей самые надежные и если бы следователь вздумал проигнорировать их, был бы преступником (или недоумком).

Первое из тринадцати сохранившихся дел о скандалах в нетрезвом виде относится к 11 января 1920 года, когда из кафе «Домино» поступил звонок в отделение ЧК и прибывший сотрудник завел дело под номером 155. И приводящий выдержки из протокола автор не устает юродствовать насчет того, что не все опрошены, начинает выискивать второй смысл, скрытый подтекст и так далее. Да кто ж будет тщательным при оформлении дела по поводу пьяных дебошей, тем более если случай не первый, не второй и даже не пятый? Составили протокол на счет ругательств и размахивания кулаками, передали дело в суд, куда обвиняемый не явился. Скрывающегося от правосудия никто не разыскивает и через несколько месяцев все повторяется – застолье, дебош, протокол и передача дела в суд.

Тут прежде всего надо обратить внимание на то, что скандалы возникают каждый раз не из каких-то столкновений интересов, причиненных когда-то обид и тем более не из политических распрей. У Есенина такие выходки каждый раз порождаются именно хмельным угаром. Добавьте к этому и то, что алкоголизма, каковой приходит всем в голову в связи с его поведением, в его возрасте не могло быть. Не был Сергей Александрович многопьющим, да и начались его скандальные наклонности еще в возрасте едва за двадцать. Во всяком случае дело номер 155 заведено, когда ему нет еще и двадцати пяти.

Это и заставило медиков присмотреться к его психике. Ответ оказался прост: у него меланхолический темперамент и причем ярко выраженный. Выделенные еще в древности Аристотелем четыре темперамента – холерик, сангвиник, флегматик и меланхолик – и поныне используются и медициной, и педагогикой. Последний из них выделяется отчетливее всего.

Одним из известных исторических персонажей с такой же ущербной психикой может быть назван король Людовик 15. С его периодически наступавшими душевными депрессиями (подавленное состояние, безотчетные страхи, наклонность к самоубийству) были объектом особой заботы фаворитки мадам Помпадур. Она женским чутьем улавливала приближение кризиса и, чтобы предохранить от душевной депрессии, затевала какую-либо реформу, стремясь увлечь и наполнить существование монарха смыслом. Насколько успешной оказалась такая манера показывает то, что попытки конкурентов оттеснить фаворитку с помощью красоток постельного назначения очень долго терпели неудачу. К меланхоликам надо, видимо, отнести и террориста Багрова, застрелившего Столыпина. На суде он с полным равноадушием объявил: ему все равно, съест он в своей жизни две тысячи котлет или нет. Вступив в эсеры, войти в группу боевиков все же раздумал и стал, наоборот, выдавать сподвижников, тем самым нечаянно втерся в неограниченное доверие жандармерии. В результате, когда боевики потребовали от него решительных действий, без особого труда ухайдокал премьера во время спектакля. Позднее другой эсер Азеф попытался проделать то же самое сознательно.

Спасительную роль для Сергея Есенина могла бы сыграть хорошая жена. Женщинам вообще-то свойственно искать подобную стезю. Если бы Айсидора Дункан знала, скорее всего взялась бы за это и она с энтузиазмом. Но это если знать, что это не алкоголизм. Но вот бросился врач искать сбежавшего из лечебницы пациента и опрашивать его знакомых, потому что может произойти все что угодно. Увы, участие у всех такое же, как при укрывательстве от суда.

Отдельно надо сказать о политических взглядах: «Всякий, сказавший десятую долю того, что говорил Есенин, давно был бы расстрелян». Тут напрашивается одна поправка, ибо для сталинской системы характерна беспощадность к правящей прослойке. Летели головы его вчерашних друзей и сподвижников, начиная от Троцкого, Зиновьева и Каменева и кончая БАБЕЛЕМ И Мейерхольдом. Раз взяли власть, отвечайте больше других. Такая манера править благородством называется, потому и непонятна ныне задающей тон низменной породе. Что до рядовых работников, то с ними хватало энтузиазма, порожденного гигантскими успехами, а самая большая угроза – позор оказаться пособником врагов народа. Полупустые тюрьмы времен ежовщины ясно указывают, что настоящих врагов у той системы не было, а если и случались, то полагалось возиться, как, к примеру, с Ахматовой. Хотя вообще-то с этой политической стервой следовало бы не ограничиться одной только газетной выволочкой.

Есенин мог бы остаться за границей, где квартиры без подселения кухарок и извозчиков, плюс все блага витринного изобилия. В парижском ресторане работавшие там официантами бывшие белогвардейские офицеры пытались его устыдить за то,что он, народный русский поэт, остался с большевиками. Отповедь Сергея Александровича была резкой: «Вы здесь, господа, находитесь в качестве официантов. Извольте исполнять свои обязанности молча». Ему было предпочтительнее делить трудности с народом, который сделал двадцатый век самой славной страницей своей истории. «Ты что, на самом деле думаешь, что я контрреволюционер? – приводит автор разбираемой нами книги слова поэта из его бесед с Эрлихом, суть которых таким авторам вряд ли дано понимать. Политическая позиция народного поэта продиктована тем, что его социалистическая страна это его дом. «Именно потому, что я дома, белогвардейцу я не позволю говорить о Советской России то, что говорю сам. Это мое и этому я судья».

Читать и писать у нас ныне умеют все. Холуйствующие перед мировыми заправилами тоже наделены такой способностью. Никого не обделила советская власть.

           –..–

Иных научишь возле алтаря молиться,

И обречешь на всем у нас известный вред.

И будет пономарь витийствовать, трудиться,

Приумножая бедным лбам крещенным бед.

Дана правителям у нас сия наука.

Поклоны отбивают истово, как встарь.

Лбам хоть бы что, но — вот ведь штука, так уж штука! –

Вкривь-вкось растрескался отечества алтарь.

Январь 2023 г.