Художественные произведения

Подавай им все на блюдечке

Он сидел с отверткой в руках возле старого, пережившего мастеров нескольких поколений верстака и терпеливо ковырялся в придуманном им самим устройстве из шеста и прикрепленной к нему параллельно пластмассовой трубы такой же толщины. Его добродушный наставник не уставал над ним подтрунивать, а у него уже давно начала пробиваться еще и другая затея, о которой он пока еще только собирался поведать, да все никак не решался. Тот как раз должен был скоро появиться и он, орудуя неторопливо отверткой, вознамерился твердо: пораспрашивать да обсудить все равно стоит.

— Ну что, все корпишь? Так и будешь прыгать с самолета? – Голос Аса не заставил его отвлечься от увлекательного занятия.

— Не-е, — буркнул Петручо, не поднимая головы. – Испытать можно даже и прыжком с крыльца. И ежели идея действует, тогда можно будет и на высоту.

Ему нравился его бывший учитель в системе фабрично-заводского обучения Александр Степанович или Ас, всегда настроенный на озорство и благодушие. Он появился в их лавочке, потому что в учебных заведениях с некоторых пор стали выплачивать зарплату только в виде исключения из правила

— Ты Петро Петрович сегодня настроен за всех нас всю работу переделать. Смотри, оставь нам хоть что-то. – Именем Петр или Петя его никто почему-то не назвал. Чаще всего звучало: Петручо, но отзывался он и на Петруху и даже Петуха.

— Немного еще и можно будет попробовать. Назову его тормозом со свистом. Все тормоза визжат, а мой будет свистеть.

В это время Ас остановился возле телевизора, ища глазами джостик.

— так ты тогда полицейский свисток. Были когда-то такие. Будет свирестеть трелями, а не просто так.

Джостик уже у него в руке и он начал шарить по разным каналам. И при этом маститый Ас не заметил, что заставил призадуматься своего молодого собеседника. Тот даже слегка склонил голову набок, всерьез вникая в суть замечания. В перекличке каналов выскочило сообщении о ликвидации с орбиты станции «Мир», которое сразу же оторвало его от только что запавшей в голову и уже начавшей было приживаться в ней идеи, и он обратился взглядом к экрану.

В его памяти непроизвольно всплыли первые, застрявшие еще среди младенческих впечатлений картины и возвращают к бурным восторгам насчет Гагарина и Терешковой. Катаются те, наглотавшись сначала пыли на космических тропинках, по всему белому свету, обгоняя даже Хор имени Пятницкого и Ансамбль песни и пляски советской армии. Президенты, писатели и вообще всякие знаменитости хлопают их по плечу, газеты всего мира переполнены репортажами. Однако все в мире приедается и постепенно энтузиазм стал вытесняться трезвой оценкой: а на кой хрен это вообще-то нужно?

Никак ему не забыть первое сообщение о появлении американцев на Луне. Тогда его, вчерашнего пионера, а теперь уже и комсомольца, это сообщение застало под крышей городского базара, куда его занесло ради пучка ромашек, дабы не оставить без внимания день рождения любимой бабушки. Полноватый дядька, стоя у прилавка с разделанной им свиной тушей, выпрямился, все непроизвольно замерли, обратившись в сторону пропыленного под потолком угла с репродуктором.

— Они думали, она золотая! – прошипел со злобной расстановкой добровольный интерпретатор услужливо обращаясь к публике слева и справа. – Делать-то нехер, так шастают по всяким там орбитам да планетам.

Петручо, задержав на отлете руку с бело-синими лепестками удивленно остановился, но возражений не последовало и он тоже, став безразличным, поторопился направить свои стопы к выходу.

Все это временами всплывало в его памяти, особенно когда заходили разговоры о каких-нибудь космических происшествиях. А недавно ему в Интернете попались на глаза мемуары «Женское лицо Космоса» В. Пономаревовй. Была, оказывается, женская команда космонавтов и, оказывается, обгавкали ее однажды в неофициальной обстановке среди публики: поболтаются на орбите сутки-двое, а потом подавай им все на блюдечке.

— Была на орбите размером с подводную лодку. Можно было бы как-то и использовать. Все равно ведь из космоса теперь не уйдем

Петручо встрепенулся, взглянул на Аса и вдруг вспомнил.

— Послушайте, послушайте Александр Cтепанович, вот занятно, — проговорил он, повернувшись головой на момент к двери. В это время к ним присоединился еще один и тоже из преклонных возрастом. — В Америке два парашютиста удумали. Один спрыгнул без парашюта, зато другой с двумя. В воздухе встретились.

– И что? – Это заинтересовался только что подошедший, остановив одновременно взгляд на нагрудном кармане Аса, где тот только что начал шариться за пачкой сигарет.

– приземлились нормально, но я, говорит, такого никогда больше в жизни не повторю. Во дают, так дают, — подитожил он, — ничего не скажешь. А мне сразу пришло в голову, как во время войны, вы все знаете, был случай, хмырь один падал без парашюта и угодил как раз на взрыв бомбы. Его волной на дерево и отбросило. Так вот я, Александр Степанович, и подумал, а, может, стоит попробовать приземляться на взрывпакет, — и остановился, уверенно переведя взгляд с одного собеседника на другого. – Что вы уставились, никаких осколков, одно только газовое облако.

— На взрыв. Что это тебя в райские эмпиреи потянуло раньше времени. Сможешь, но не сейчас. Когда на пенсию выйдешь, лишним ртом станешь, а сейчас пока еще поработай, не отлынивай. Выкинь из головы, серьезно говорю. – И, повернувшись к только что оказавшемуся рядом вечно угрюмому собеседнику, добавил: — Вот заводной, не тормознуть, так и загорится. Есть у тебя стоящая идея, — он указал подбородком на изделие в руках начинающего изобретателя. А то выбрось из головы.

Ас с сигаретой в губах собирался уже сунуть пачку на место и к ним как раз присоединились еще двое

— Александр Степанович, сигаретку бы, — проговорил  неказистый и щуплый, однако шустрый новый собеседник и тут же потянул из пачки в руке Аса двумя пальцами.

— так ты куришь «Лайку»?

— Не-я вообще не курю. К чему? Так ведь и разориться можно, — нахально произносится щуплым и шустрым при наведении кончика сигареты к спичке, поднесенной сначала визави. – Стреляю только. Но это ведь не в счет. – И выпустив дым в потолок, добавил: — А ты, значит, сам покупаешь, да еще и раздаешь. – Подначка демонстрировала теперь уже прямо-таки недюжинное нахальство, учись, дескать, растяпа. — Бывает, Как говаривал Собакевич, нрав такой собачий. Не могу не сделать людям приятное. Тоже кому-то надо, — снисходительно одобрил он неосторожного благодетеля, шмыгнув носом, к завершению своего насмешливого монолога.

— Не-е, протянул так же и Ас, не собираясь остаться в долгу — я именно курящий, зато непьющий. Помнишь, у тебя собирались, очень продуктивно твой винный погреб опорожнили. – И он устремил почти совершенно серьезный взгляд в потолок, направив уда же струйку дыма.

— Так что там у него за стоящая идея такая? – Еще больше настроился на озорство Шустряк.

— Прыгаешь с парашутом и на ногах, как две ходули, пустотелые трубы, а внутри поршень и свисает на метр. Обычно у парашютиста при приземлении скорость, как с высоты пять метров. А тут поршень вдавливается в трубу, выдавливает воздух через отверстие. Амортизатор.

— Слыхали, станцию «Мир» сбросили? Оно и дело, жить на земле надо, где хлеб растет. – Это повернул разговор в иную сторону еще один именем Александр Исаевич, тоже щуплый, но не шустрый, скорее брюзгливый.

— Ах ты, проклятущая! – с досадой буркнул Петручо, потерая коленку. Отвертка, соскочившая с головки шурупа, воткнулась ему чуть выше сгиба.

– Чего ты там?

— Да прошло уже, — отозвался тот, все еще потерая коленку кулаком с зажатой в нем отверткой. – Да сгорела, в утиль ее не снесешь. Сгорела и даже копоти не осталось.

— Ну да, сгорела. Вон у нас восемь миллионов челночников везут баулы, не устают. А ты мне свое ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома. Мелкий и средний бизнес! – Блеснул Исаич глазами. – Вот что значит новые времена. – И не дождавшись, что все подхватят уже довольно затасканную пропагандистскую тему, добавил себе самому: — А то выдумали гигантизм советский, кому он нужен особенно в наших зауральских краях.

— Что до космоса, так телевизор ведь вся планета смотрит и все через космос. Да, к примеру, лучшие в мире вертолеты не где-нибудь, а в нашем сибирском захолустье, и названы не где-нибудь, а на авиасалоне в Мадриде в девяносто шестом.

— Люблю я вас моралистов. Вреда от вас вообще-то никакого. Только принципами не пообедаешь, да вот попробуй объясни это вашей братии. И что это вы ныне взялись мне мозги пудрить? Мелкий и средний бизнес – это понятно – вот купил, вот продал, вот в карман положил.

— Да они не просто хорошие, они, можно даже сказать, самые полезные творения природы. Ну, для деловых людей, — взялся поддакивать благодушный Шустряк. — Все эти инженеришки с таблицей умножения. У них трижды три в любую погоду девять. Про базарный и не базарный день втолковывать этим заскорузлым бесполезно. Где этим примитивам понять, что в базарный день трижды три где-нибудь десять, одиннадцать, а то и побольше, — не говорил, а прямо-таки декламировал неугомонный и не настроенный на серьезность Шустряк и перевел взгляд на Аса за поддержкой, но не дождался. – Ты к нему приди в базарный день с таблицей умножения, он сам себя обсчитает, да еще и доволен останется. Ему лишь бы все по арифметике. Как усвоил в пионерском возрасте, так и не сдвинулся. Мозгов-то совсем нет! – победно завершил он.

Ас только усмехнулся. Но от другого неожиданно оба получили гневную отповедь.

— Тебя не трахают, так ты и не подмахивай, — обозлился Александр Исаевич. — Ложкой тоже вся планета работает и последнее отдаст повернее, чем за телевизор. Как не восторгаться вами моралистами, — помолчав, самодовольно пояснил далее Исаич. витаете со всякими там вертолетами да ракетами в облаках, в светлых, просторных и пустых. Польза от вас и точно, что не путаетесь под ногами у настоящих деловых людей. Материальный интерес, а принципами не пообедаешь. Это единственная стоящая мысль, рожденная нашей совдеповской киноиндустрией, — закончил он свою гневную тираду, отчетливо проговаривая каждое слово.

— А что это?

— Забыли, был такой фильм – «Доживем до понедельника». Тоже один маялся со своими принципами и тоже заоблачно высокими пока не излечился, хлебанувши стакан водки. Там ведь и режиссер всемирно известный.

Сегодня они оба, Петручо и Ас, появились рано и в ожидании начала мирно сидели вдвоем и беседовали. Шустряк и Исаич еще не появились.

— Так а как же вы здесь оказались?

– Да обыкновенное дело, прикрыли нашу шаражку, хотя властям вроде бы беречь надо бы, мы ведь, — Ас усмехнулся, — без зарплаты трудились, да еще и старались. Случай был, рассказать – не поверят, — и он поднял глаза на только что представшего перед ними Шустряка. — Напросился к нам на экскурсию какой-то важный америкашка с челядью.

— Ох и кавардак же у вас поднялся!

— Не то слово. Но вообще-то дела наши его не интересовали. Вздумалось ему посмотреть, что за игра такая лопта.

– И что взялись все бегать?

— Нека. Оно и не понадобилось, на церемонии встречи все и кончилось.

– Ну да, так расстарались с пышностью, что ему и не переварить.

– Во-во, и не переварить, и не забыть. Директор наш и без того аккуратист, а тут так и вообще вооружился усердием в пол лошадиной силы, да еще и приветливой улыбкой светимостью в пол киловатта воспылал. Да вот впопыхах приветственный поклон отвесил не тому, когда они надвинулись, да еще и какому-то желтому вместо белого. Там и «желтизны»- то не видать, да этот-то, оказалось, южанин, ему хоть одни только подозрения и уже нос воротит. И вот, представь себе, директор и сам…  найди у нас чистопородных, то ли полубурят, то ли полутурок. И при этом предпочтение не по адресу, того и покоробило. Так ведь еще и на земной поклон расстарался. Оно ведь как, сам носом до пола, а тому задница под нос. Мда, видели бы вы  как улетал высокий гость побыстрее бейсбольного мяча. Вот, он вздохнул, — и  с еще большей скоростью ворота нашей шаражки захлопнулись навсегда.

Шустряк провел прошлую неделю в библиотеке за трехтомным произведением «Ракеты и люди». Сотворивший ее первый помощник проложившего дорогу в космос Сергея Королева Черток с безнадежным унынием отмечает новые настроения и новые веяния. Многие закрытые зоны с заводами, бывшими гордостью отечественной науки и техники, пребывают в мрачном запустении. Еще можно было самим затеять сотовую телефонную сеть и утереть нос конкурентам, сотворив связь каждого жителя планеты с каждым, да куда там, слышать не хотят. Интерес к этой теме у него пробудил Петручо. Еще пару недель назад он наткнулся на одну идею Циолковского насчет возможности превращать круговое движения в поступательное. Оказывается, в космосе можно крутить педали и будешь передвигаться по орбите, как на велосипеде. Как раз сегодня, оказавшись рядом с Асом, Петручо решился излагать идею: пара моховиков на одной оси, вращаются в противоположные стороны и с них срываются, как с пращи, буксирующие тяжеловесные ядра и дергают за собой.

— Да ты-то откуда узнал? Там ведь вообще-то повороты делать…

— Да знаю, но если на воде или под водой, то все повороты в горизонтальной плоскости и вращение маховиков тоже. Тут даже, наоборот, руль и то не понадобится.

— Бросьте вы, — включился шустрый собеседник. При нынешнем умопомрачении нечего и думать. Вон сорок миллиардов долларов в год от космса. При этом хотите знать, сколько рук там занято? – И не дожидаясь ответа: — 43 тысячи работников да еще полмиллиона смежников. Если брать полмиллиона, то на каждого, включая дворников, по 80 тысяч долларов приходится., а если брать только сорок тысяч, так и по миллиону дохода в год на каждого. Только теперь уже эти полмиллиона «за бугром» и космический комплекс тоже в жалких остатках. Техника-то непрерывно обновляется, а у нас она с новыми хозяевами жизни только в утиль идет. За новую технику теперь только платить умеем. А Исай так еще и глотку дерет.

— Ты же не думаешь, — повернулся Ас к Петручо, — что он один такой, только жратву и понимают. Возродились, — угрюмо проговорил Ас. — Знаешь почему меня Александром Степановичем зовут? Так отец захотел. Изобретателя радио Попова так звали, только он два года впустую промыкался среди такого же быдла, — губы его скривились, — запатентовал его открытие Маркони. У Менделеева получилось еще хлеще. Лучший в мире бездымный порох изобрел он, а когда дошло до дела, платили за него американцам зерном, как папуасы. Те посмеялись тогда вволю. Ныне у нас снова такая же братия. Взялись возрождать и преуспели, не придерешься, – и он чуть не сплюнул.

Невольное угрюмое молчанье продержалось недолго.

— А еще один самый рясный доход – микроэлектроника. Синхротроны, сооружения диаметром в километр, — проговорил Ас без энтузиазма в голосе. — У американцев на них ныне сорок процентов новых технологий создается. У немцев, французов и англичан тоже есть один на всех. Ну а мы и микроэлектронику только покупать умеем, так что и в Дубне тоже, если все еще действует, то скорее всего с оборудованием времен радиоламп и транзисторов.

Петручо не знал, что говорить, молчал. Наставник посмотрел на него, потом перевел глаза на окно, призадумался. Но потом снова посмотрел на своего подопечного и неуверенно начал:

— А ты знаешь, пожалуй, можно попробовать твое устройство на ниве индустрии развлечений, — последнее слово он произнес прямо-таки с восклицанием. – Смотри, — его рука непроизвольно ухватила Петручо за локоть и довольно чувствительно, – качели! Мне уж как-то приходило в голову не совсем обычные детские качалки, а высотой с многоэтажный дом, да еще и твоя идея. Смотрите, навесить балку между двух многоэтажек и подвешивай лодочку, — уточнял он, поглядывая то на одного, то на другого. — Это какой же размах получится, прямо-таки воздушный полет. Вот тут-то твое устройство для раскачки себя и покажет. По всему белому свету разойдется в два счета. А назовем мы их попурри. Слово известное на всех языках, да к тому же скорее забытое.

Петручо по-прежнему молчал, взирая на то, как воспламеняется азартом наставник.

— Смотри-ка ты, — стал вникать в идею и Шустряк.

— Ну что скажешь? Не может быть, чтоб не получилось. Ведь тут вся техника на уровне сельского кузнеца, проговорил Ас сам себе.

— Разве это хорошо? – Все еще отстраненно произнес Петручо.

— Вот, вот. Для нынешних хозяев умственная работа, что ярмо на шее. А тут мозги и не требуются, раз, два и в кармане доход и даже доходы потоком, как на блюдечке. Чернь она ведь тоже любит, чтоб на блюдечке именно ей.

— А ведь это и в самом деле идея, — проговорил и Шустряк. — И название, способное стать общепризнанным, здесь тоже понадобится. Размах, как в полете. Да еще и раскачка. Долетела твоя лодочка до крайнего верхнего предела, поработал пассажир педалями, туда же сдвинулось и его кресло, а с ним и центр тяжести и полетел ты в низ ускоряясь. На обратной стороне все так же.

Петручо, у которого уже обозначились некоторые признаки оживления, все еще не мог выговорить ни слова, задумчиво перевел взгляд на наставника, ожидая, что тот еще скажет.

— Наш с тобой Петро Петрович немного иное устройство предлагает, но в конце концов и то, и другое проще некуда, а это самое главное. Мелкий и средний бизнес и вроде как индустрия да еще и, как на блюдечке с синей каемочкой.

— И то, авось, и наш сибирский Левша себя покажет!

            –..–

Престиж науки пал у нас

И спад не превозмочь.

Да было б даже в самый раз

Ее и вовсе прочь.

Про вдохновенье только врут.

Им воду бы толочь.

Сгинь тяжкий непрестижный труд,

Нам умник сам невмочь!

Ноябрь 2022 г.

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *