Изволь служить моей святыне? (ч. 1)

На закате девятнадцатого века появилось это восторженно бодрое творение о споре разумной цивилизации и природы, в котором высоким слогом передаются умонастроения, легко узнаваемые в качестве наших тогдашних идеалов. Ими жили, их превозносили им готовы были служить беззаветно.

Живи, как все живет! Минутною волною

Плесни и пропади в пучинах вековых.

И не дерзай вставать на буйный спор со мною

Предвечной матерью всех мертвых и живых!

Так в вихре, в молнии, в грозе стихий Природа

Гремит, как легион нездешних голосов.

Но с поднятым челом и с возгласом “Свобода!”

В обетованный край своих лазурных снов,

Сквозь бурю, ливень, мрак, к долине тихой рая,

Шатаясь, падая под ношей крестных мук

Вперед идет титан, на миг не выпуская

Хоругви правды и добра из мощных рук.

И гордо говорит: “Кто б этот пыл священный Мне в душу не вдохнул, карая иль любя,

Игра бездушных сил иль Разум сокровенный —

Вновь погасить его нет власти у тебя!

Мертва ты и слепа в своей красе суровой, А я согрет огнем предвечного ума.

Из книги Бытия, законодатель новый,

Я вычеркну порок, скажу: погибни тьма!

Скажу: зажгись рассвет! Взойди Эдем в пустыне,

Где след я оставлял тяжелого труда!

И будешь ты сама служить моей святыне

Иль я с лица земли исчезну навсегда.

П. Якубович, 1893.

Я очнулась с очень странным чувством, будто и вовсе не существовало до пробуждения. У меня держится в сознании безотчетное намерение немедленно доложиться ей. Вернее, не держится, а только ощущается смутно, но неодолимо, будто без этого попаду в разряд каких-то не вполне созревших, презираемых и вообще все будет что-то не так. И что это вокруг меня творится? С той стороны какие-то раздражающие шорохи и шелесты. Так и хочется приглушить, да изливаются шумы с необъятных холмистых просторов, покрытых лесами. С другой стороны, заполненной бескрайней водной ширью, всплески, который тоже стоило бы поубавить. А с каких-то уж совсем запредельных далей докатываются приглушенные расстояниями завывания и свисты вечных нарушителей спокойствия ветров. Тучи стадами снуют по небесной глади. Луна явно хмурится на эти помехи ее стараниям оживить местность ночным уютом. ее, по всему видать, раздражает их праздная суета, совсем как меня все эти нарушители тишины.

А ведь я все еще не доложилась, мелькнуло у меня среди вороха впечатлений. Только кому это я занадобилась? Дай-ка сообразить. Ведь неспроста же все эти настойчивые позывы.

Тучи все же неохотно расползаются и вроде бы как сопротивляются, упорствуют брюхоногие безголосые. Зато ночная небесная хозяйка явно светлеет ликом, с удовольствием берясь показать себя творцом чарующих безмолвных лунных пейзажей. Как мешают тут все эти шелесты да отдаленные отголоски. Однако стоило мне только подумать и все они погасли, будто и не было их тут никогда. Ба, да ведь Луна буквально улыбается. Да ведь это она мне, ну точно мне. О, необъятные звездные просторы!

— Ну что замерла? Это ведь я тебя сотворила, имя тебе Тишина. Мы с тобой совечны, но я все же старше. Тут у нас все так, осваивай, привыкай.

Надо бы не привыкнуть, а прямо вжиться, — отчетливо сообразила и сама, отодвинув на время ворох всяких иных впечатлений.

Слышь,  сотворила тебя я сама. Мне ведь надо, чтобы уют Земле был, тебе, думаю, тоже. Без тебя как без рук.

— А что такое руки?

— Да есть тут в нашем подлунном мире такие, один вред от них. У всех лапы, у этих руки. Воли им дано побольше, да себе же хуже. Хуже всех соображают, куда ее направить с пользой. Есть у них за поводыря с небес, показал им на своей судьбе, что жизнь из одних только радостей состоять не может, иной раз и пострадать. Ты к нему бедолаге не суйся и без того задерган. Не торопись вникать, одна досада от них.

Вообще-то мы не разговариваем, никаких звуков. Появляется мысль, совсем как и мечта, только со стороны приходит. Так и намерение доложиться только ощущалось во мне, а исходило-то от нее, от моей необыкновенно доброй повелительницы.

— Ну так и укротить их, долго ли? Я вон только подумала про всякие шумы, вот тебе и мирное ночное безмолвие, звездам и то в отраду.

— Да ведь не одни мы с тобой. Светоносец тоже норовит похозяйничать в нашем подлунном мире, ты держись от него подальше. Все в кавардак превращает и ведь не устает хороводить Бунтовод несносный. Это я его так про себя именую. Заносчивый, надменный, неукротимый, имя ему, видите ли, Светоносец. Ему многое дано и, куда не влезет со своими лучами, там все так и начинает кипеть страстями, бунтовать. Облака это он своими лучами воду под небо поднимает. Мало того, что все перекроют, так еще и меж собой трутся с громом и молнией. А вот Дождик это к нам ближе. Стоит только лучам ослабеть, так он все эти облака да тучи в выжимки превращает, так потоком с небес и хлещет. Вот тебе и тихая прохладная благодать.

— Ну это-то я и сама замечаю, конечно.

— Из его прочей челяди чего один только Ветер стоит, уж такой неистовый под стать своему повелителю.

— Ну да, этот самый Ветер иной раз гонит тучу пыли куда-нибудь подальше, да вдруг и сам же стремительно встречь, взметнул поток вверх, будто до самых небес загнать хочет. Ну не хулиган ли? Смерчем балуется. И что это его повелитель, которому так много дано, не обуздает забияку?

— Да а как он тогда без него? Вот тот и резвится. Оно ведь коль наделил волей, так тем самым от себя отнял. А иначе-то как же?

Но тут мне пришлось обратиться внутрь себя. Почувствовалось приближение каких-то событий то ли тревожных, то ли просто волнующих? Не иначе как заносчивый Баламутовод намеревается обратиться ко мне. От него исходит, видать, продумывает и к тому же напряженно и продолжительно, дабы обратиться с какой-то затеей.

— Вон двуногие, если обращала на них внимание после вашей беседы с твоей повелительницей. – Это и в самом деле Баламутовод оказался перед мысленным взором. Он, как и все, пребывающие в межзвездных эмпиреях, присутствует, не приближаясь, и отсутствует, не удаляясь.

– Двуногие все летают.

– Не все, эти без перьев. Ну и хлопот с ними, истребляют вокруг себя все, что видят, да добро бы только своих. Сколько наплодились, столько и перебили – равновесие и пользы бы совсем как от тех же деревьев. Укрощать их твое участие понадобится.

Июнь 2023 г.