Двухкомпонентный интеллект (часть 1)

Думающие устройства: творчество или подражание?

Данная статья не для широкой публики. Изложенные в ней размышления о природе разума, поскольку он открывается в попытках моделировать его на электронных устройствах, могут привлечь внимание тех, кто интересуется философией познания и формирования убеждений. Попытками создания интеллекта на иной, небиологической, основе не устают заниматься со времен зарождения кибернетики, хотя ведь совершенно очевидно, что наделенные способностью к логическим операциям электронные устройства могут быть только моделью интеллекта, но не его воспроизведением, ибо в наш интеллект органическим образом вплетена биологическая природа.

Уже на этой стадии наших размышлений достаточно указать на то, что любая метафора и любой эпитет – это для логики абсурд. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне, будто я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне?» С логической точки зрения, такое выражение – бессмыслица. А если «электронный мозг» и воспроизведет что-нибудь подобное, то лишь в подражание, но никогда не сможет быть оригинальным. И где ж вы найдете художественное произведение без иносказаний? Легче всего это обнаружить в юморе.

– Ну как живете-можете? – вопрошается в одной известной у нас шутке.

—  Живем хорошо, можем плохо.

– Выходит, плохо?

– Выходит хорошо, заходит плохо.

В первый раз «выходит» означает — «следовательно», а во второй раз – «вываливается».  Для логики такая двойственность — подмена понятий. Счетно-решающими операциями к такому юмору прийти нельзя.

Хотя подражания могут, конечно, быть настолько полными, скажем в живописи, что никакой эксперт не уличит, и компьютер, разумеется, сможет делать это еще лучше. Да к тому же надо еще учитывать, что, будучи поддельными, они тем не менее вполне успешно выполняют функцию украшения. Нужна ведь не только красота, но и красивость,  и последняя востребована даже еще и много больше первой. Помнится, в не такие уж и далекие времена нашего бытования в средневековье, когда у нас теленок в квартире стоял и пол скребли ножом, потому что он был некрашеным, а у иных щеголей на стене красовалась какая-либо аляповато намалеванная картинка вроде лебединого озера или «Трех богатырей». И не надо становиться в позу – большинству нас, разумных, иное понимание красоты недоступно, так что и такие картинки полновесно свидетельствуют о повышенных потребностях. Не станете же вы говорить, что, коль не дано понимание шедевров, то и вообще забудьте про украшение вашего дома?

И не угодно ли вернуться ко временам старта кибернетики и познакомиться с воинственными заверениями насчет превосходства «электронного мозга», продиктованными то ли тем, что у самих интеллект – только усложненный калькулятор, то ли профессиональной спесью инженеров. Наклонность видеть в гуманитаристике низшую ступень способности к познанию достаточно распространена; впрочем, и противоположная сторона далеко не безгрешна по этой части. «Инженер Петрухин писал: «Как я могу восхищаться Бахом или Блоком? Что они сделали для России и для человечества?»» Присланное в газету письмо ленинградской девушки рассказывало «о превосходном инженере, презирающем искусство, …считающем, что любовь в атомный век – анахронизм». В той же газете «письмо специалиста по кибернетике; он издевался над девушкой, способной плакать в подушку, над людьми, которые в наше время восхищаются музыкой или поэзией».

В таких воззрениях тогдашних творцов «думающих машин» присутствует уверенность, что искусство – это развлечение и развлечение-то недоразвитых умов. «У деловых людей нет времени восхищаться Бахом и Блоком, — заявляет кибернетик И. Полетаев, — сильнее то общество, где у каждого своя специальность и свое дело». Один агроном заверял: «Понимать искусство надо, но восторгаться им прошло время». С такой же готовностью «понять» идейных оппонентов высказался и какой-то капитан дальнего плавания: «Я считаю так —  нравится вам музыка Чайковского —  идите, слушайте. …Неужели кто-то думает, что мы будем хлопать в ладоши и восхищаться симфониями?» Готовность относиться с пониманием и терпением означала еще и снисходительную уступку: да будут у вас музыка и стихи, коль они вам нужны. Обеспечат вам машины поток и такого добра тоже по восемь квадратных метров в час. Об этом в среде изобретателей говорилось со смехом и тем самым еще и подразумевалось, что эти машины со временем избавят общество от «бесполезных» профессий вроде музыканта или поэта, как избавила техника от молотобойцев и прачек.

Мы привели газетные дискуссии тех лет насчет перспективы получения машинной музыки и машинных стихов из воспоминаний И. Эренбурга в его книге «Люди, годы, жизнь» (у нас использовано издание 2017 года, подготовленное Б. Фрезинским).

Стоит отметить, что, по словам мемуариста, «почти все юноши и девушки испугались идеи отмирания искусства; но у кибернетиков нашлась сотня сторонников, которые противопоставляли музыке или поэзии величие естествознания».

Тем, кто переоценивает возможности компьютера, можно напомнить, что интеллект включает в себя две составляющие – дискурсивную (рациональную) и интуитивную (эмоциональную, называемую иногда иррациональной). Счетно-решающие операции и служат, говоря современным языком, калькулятором. С их помощью просчитываются возможные следствия от наших действий. Называемая же интуитивной или эмоциональной часть интеллекта создает влечение к каким-то доставляющим радость ощущениям и тем самым на свой манер тоже дает указания к безопасным направлениям деятельности. И пусть мы признаём более высокую точность рациональной деятельности интеллекта над интуитивной, но не менее верно и то, что оба компонента взаимодополнительны, и того из нас, разумных, кто полагается больше на чувства, ни в коем случае нельзя относить к разряду недоразвитых. Запахи, цвета и радующие нашу натуру музыкальные звуки — лишь самая распространенная разновидность вызывающих эмоции факторов и одновременно самая простая их форма. Много сложнее влечения межполовые. За их избирательностью наверняка стоят биологические предпосылки, способствующие получению предельно жизнеспособного потомства. Недалеко тут человек ушел от животного, раз уж Его влечение создается, помимо прочего, еще и Ее женскими выпуклостями. Но в то же время медведю в берлоге не придет в голову пригласить соседа и похвастаться убранством своего жилища, а у людей чуть ли не половина их жизненных устремлений продиктована амбициями именно вокруг места обитания. Спрашивается: для чего понадобилось природе заложить в нас стремление к уюту и красоте? Для обеспечения едой и одеждой такие устремления – лишняя обуза. Но правила общежития человека как стадного животного формируются именно через вращение вокруг таких потребностей.

В свое время открытие возможности интеллекта на иной основе породило безудержный всплеск фантазии. У кого-то говорилось про разумный  плазменный океан в глубинах космоса, кто-то заговаривал про населяющую метеорит разумную плесень. В принципе можно мыслить жизнь даже на Солнце, не говоря уже про планеты. Чтобы пояснить различия в интеллектуальных способностях при различии в их основе, предположим на минуту, что грузовик есть механическое подобие лошади, тогда нам придется допустить, что и в его промасленных внутренностях тоже должны где-то гнездиться зачаточные формы влечений. Но только освежающими для него будут не запахи сена, а что-то мазутно-бензиновое. И радующие его нержавеющую душу звуки могут составляться из железного лязга и визга тормозов. И, допуская разум на заледенелом Юпитере, на кипящей вулканами Венере или даже на самом Солнце, принципиально однотипными у всех можно признавать только счетно-решающие операции, поскольку таблица умножения и причинные зависимости у всех одни и те же. Но вот что касается радующих их ощущений, то знаем только одно: это не разноцветная радуга, не соловьиные трели и не благоухающая роза. Тут мы, братья по разуму, друг друга не поймем.

Эмоциональная ветвь интеллекта вовсе не есть какая-то недоразвитая часть способности мыслить. Культура чувств и все гуманитарное духовное производство и представляют собой выработанный эволюционным путем самостоятельный способ формировать общественную жизнь. И еще больше они формируют самого человека как носителя высоких ценностей, в то время как наука по преимуществу изменяет условия существования. Компьютер может быть добрым помощником и музыканту, и поэту, но не более.

Тогдашний стартовый примитивизм тормознул скорее всего сам Сталин, потому что возвышать голос против касты инженеров в те годы мог только авторитет. К тому же кибернетика в таком виде выглядела еще и окончательным торжеством материализма над идеализмом и религией. Правда, по словам Эренбурга, полное вытеснение человека машиной впервые названо лженаукой в дополнительном томе БСЭ — Большой Советской Энциклопедии начала пятидесятых, стало быть, уже после смерти вождя. Вспыхнувшие тогда ответные нападки тоже могли быть неукротимо злобными, ибо профессиональной спеси всем хватает. Но практическая польза от новой техники возобладала и так или иначе всех  примирила.

Автономное функционирование и развитие

В первой части начатого ранее разговора на означенную тему мы пришли к тому, что разумная жизнь может создаваться на небиологической основе. Тогда допустимо предполагать не просто всякую иную, но даже и не вещественную, а волновую среду в качестве основы разумной жизни. И, может, загадочный космический пришелец 1908 года, называемый Тунгусским метеоритом, траектория которого заставляет предполагать управляемое движение, следует признавать посланцем именно такого мира. То, что никаких осколков на месте падения не обнаружено, в принципе можно объяснять еще и тем, что вещества там вообще не было. Зато электрический разряд оказался сверхмощным. Те неведомые обитатели, само собой, знали, что надо избегать столкновения с твердым веществом, но похоже не заметили вещество газообразное. Тормознули и двинулись в обратную сторону, да поздно сообразили.

Если мы назовем роботом электронное устройство, способное выполнять сложные умственные операции и тем самым автономно функционировать в меняющейся среде, то нам сразу же надо принять, что электрические или магнитные поля могут усложнять функционирование его «медной души». Стало быть, при соприкосновении с ними в нем должно возникать что-то вроде болезненных ощущений, дабы предохранить от пагубы. Влажность тоже может быть и допустимой, и вредоносной поэтому к какой-то надо стремиться и какую-то избегать. Температура тем более может быть такой, что вызывает «ожоги» или, наоборот, «простуду». Газовая среда тоже может оказаться значимой, стало быть, будет различать наш робот и запахи. Свет и звук в качестве колебаний могут иной раз и полностью парализовать работу электронного мозга. А в качестве признаков тех или иных условий цвета и звуки тоже будут подразделены на радующие и отталкивающие. Именно такие регуляторы поведения нашего «электронного интеллектуала» и только они должны быть отнесены к разряду того, что можно называть чувствами или их аналогом. Задаваемые же искусственно вставленными датчиками влечения изначально означают чужеродное поведение. Причем веления, исходящие от того, что названо у нас аналогом чувств, закладывают жизнеспособность и потому первичнее тех, что называют счетно-решающими операциями. Первые обязательны для робота-интеллектуала, вторые же могут и не появиться, хотя автономность будет возможна.

Нам никак не избежать того вывода, что интеллект любой природы, пусть даже это допускаемый нами невещественный интеллект, может быть только двухкомпонентным. И в любом из них разум должен подчиняться чувствам, а не наоборот. Далее, для интеллекта любой природы, если только он не является результатом одноактного творения, придется признавать также и совершенствование умственных способностей в процессе практики, значит надо допускать и для роботов как науку, так и искусство. В процессе его развития обе эти сферы самостоятельны и одна не может заменить другую. При этом строго говоря, автономность должна доходить до того, что робот сам заменяет у себя проржавевшие детали, которые сам же и изготавливает (сотворив для этого всю обширную производственную инфраструктуру). И пока этого нет, не робот превосходит человека, а человек, изготовивший робота, превосходит человека, не умеющего его делать.

Тем, кто завышает возможности счетно-решающих устройств следовало бы учитывать, что доступное компьютеру подражание произведениям художника, музыканта и так далее одновременно означает также и неспособность самостоятельно менять заложенный в него стиль. Он переиначит вам «Иллиаду» на тысячу ладов, посочетав с приключениями Гамлета и Дон Кихота.  Ему-то это унылое однообразие не осточертеет! Заложите в него, к примеру, воспроизводить песенки по образцу наших нерифмованных народных песнопений досоветского времени типа «Пойду ль я выйду ль я», «ах вы сени мои сени» и так далее. Почти исключительно «нескладуха» нередко с исковерканной грамматикой, да и содержание более чем скудное у песенных восторгов народа, первый университет у которого появился с задержкой на пол тысячелетие. К культурному наследию надо относиться бережно, каким бы оно ни было. Но если еще и сделать его образцом, один только компьютер и выдержит. А если еще и подсунуть такую продукцию нашим оппонентам! Благотворное влияние «искусственного интеллекта» на кое-какие умственные ориентации (в смысле избавления от оных) можно тут твердо гарантировать. И, самое главное, робот никогда не сможет сделать переход к более совершенным формам. Тем более что и развитие нашего народного песенного творчества происходило в двадцатом веке под влиянием образования, а не само собой. Самостоятельное развитие в области искусства базируется на способности чувствовать, а дискурсивная составляющая может при этом даже быть помехой. То же самое плоскостное письмо в живописи и переход от него к перспективе. Равным образом не сможет он самостоятельно освоить многоразличные появлявшиеся в прошлом направления  вроде использования полутеней, когда на полотне нагромождение красок и линий, но с расстояния — красочная картина. Не сможет он самостоятельно прийти ни к кубизму, ни к абстракционизму, ни к той манере, которая отличает творения П. Пикассо и его современников.

Нам говорят, что нынешние компьютеры уже и теперь создают самостоятельные и вполне читаемые произведения. Да помилосердствуйте, халтура тоже находит почитателей. Великий Бальзак начинал в молодые годы именно с этого и притом ради заработка. Тут не робот превосходит литератора, а халтурщик с роботом кармане превосходит халтурщика без робота.

Коротко говоря, электронный интеллект никогда не сможет развивать искусство. В этой отрасли для способности к развитию требуется еще и способность радоваться и печалиться. Да и не просто радоваться, а даже жить радостями и печалями художника, поэта, музыканта. Более того, приходится признавать, что вообще вся гуманитаристика оказывается неспособной развиваться с помощью искусственного интеллекта или, точнее, с помощью одних только счетно-решающих операций. Но разговор о специфике гуманитарной отрасли мы перенесем уже в следующий раздел.